Всемирный следопыт, 1927 № 04

Многократным замогильным эхом отозвался мой голос в различных углах громадной пещеры. Меня охватил страх одиночества и безнадежности. Вспомнил, что в кармане должна быть зажигалка. Вытащил, но как ни старался извлечь огонь, — ничего не выходило. Злобно швырнул зажигалку вглубь пещеры. Задержавшаяся у стены рука как будто увлажнилась. Я жадно облизал ее и стал быстро отступать назад.

— Осторожно, я здесь, — полушопотом произнес Нурасов. — Чего кричишь? Воду нашел?

— Нет!

— Тогда пойдем дальше, — сказал Нурасов.

Издали донесся крик Мамута, оставшегося у входа.

— Кем да! Кем да![17], — не переставая, кричал и свистел Мамут.

— Что такое? — спросили мы, приближаясь к нему.

— Смотри, там человек сидит, — указал Мамут куда-то за угол пещеры.

Я прильнул к отверстию, но ничего не видел.

Тогда место мое занял Нурасов. Он стал заглядывать со всех сторон, точь-в-точь как хищник в клетке зверинца. Я следил за выражением лица Нурасова. Он пристальней всмотрелся, и, безнадежно махнув рукой, бросил в сторону Мамута:

— Дурак!

— Что он видел? — спросил я Нурасова.

— Пень с веткой принял за человека!

Изловчившись, я увидел у откоса остаток дерева, действительно, с первого взгляда, похожего на очертания согнувшегося человека. Прилив энергии ослабевал. В горле совсем пересохло, с болью проглатывалась слюна. Нурасов, сидя у стены, вытряхивал из кисета остатки мелкого табаку и, протянув ко мне руку, попросил зажигалку.

— У меня нет, я ее выбросил, — сказал я.

Мамут тоже отрицательно покачал головой.

Короткие крымские сумерки сгущались. С шумом мимо отверстия пролетел орел, вытянул шею и зорко заглянул к нам. Сделав резкий поворот крылом, он умчался вдаль. Вдруг снаружи у отверстия посыпалась земля и мелкие камушки. Показалась заостренная морда с блестящими маленькими глазками.

Сидевший на корточках, ближе к выходу, Мамут быстро отскочил.

— Барсук, — процедил сквозь зубы Нурасов.

Мгновенно животное отпрыгнуло прочь и исчезло.

Повеяло холодом. Я прижался в угол, чтобы не дуло. Издали доносился тоскливый вой шакалов. Жажда мучила нестерпимо, в висках стучало, в ушах шумело. Голова склонилась на грудь. Я стал забываться и уноситься куда-то от действительности. Наступила полная темнота. И вдруг неожиданно вскричал опять Мамут:

— Ай, ай!

— Чего кричишь? — очнувшись, спросил я.

— Кусал за пальца, вай, как болит!

— Кто кусал? — бросил из другого угла Нурасов.

— Шайтан знаит, кровь идет! — было ответом.

— Может, сколопендра? — спросил Нурасов. — Я одну большую видел здесь вчера, но от ее укуса кровь не идет, а ощущается жжение.

— Ой кусил, ой кусил! — продожал стонать Мамут.

VII. Нападение крыс

Вдруг шорох и писк заставили нас насторожиться.

— Крысы, — прошептал Нурасов и придвинулся ко мне.

Всматриваясь в темноту, я заметил огоньки, похожие на светлячков. Вскочил. Зашумели и Мамут с Нурасовым. Крысы слегка подались к стенке, но не убежали. Мамут швырнул в них дорожной сумкой. Вместо того, чтобы уйти вглубь пещеры, крысы бросились в нашу сторону и с визгом заметались у наших ног. Заметались и мы, стараясь ногами отшвыривать обнаглевших животных. Нурасов неистово орал, потому что одна крыса полезла на него. Борьба хоть и продолжалась несколько минут, но обессилила нас окончательно. Наконец, наши враги куда-то скрылись.

Снова расползлась немая тишина, нарушаемая лишь ворчаньем Мамута.

— Аркадий, коробочка сирник вар? — спросил Мамут. — Сирник нашел, в дырка карман попала.

Я вспомнил, что имею обыкновение на всякий случай класть в бумажник кусочки спичечной коробки, о который воспламеняют серу.

— Держи, — сказал я, — но не испорть спички! — и ощупью передал Мамуту кусок коробки. Чиркнул он раз, другой, и спичка загорелась. Нурасов потянулся с папиросой в зубах и с жадностью готовился закурить. Вдруг над нашими головами заметалась летучая мышь. Нервно пригнул голову Мамут, рука его дрогнула и спичка потухла. Нурасов резко и сильно выругался…

Усталость моя была так сильна, что, несмотря на близость крыс, я быстро заснул.

Проснулся, — казалось, через несколько минут, — от шума и резкого писка. Писк, с каким-то прикриком, не прекращался.

— Чего она пищит? — забиваясь глубже в угол, спросил я.

— Чорт ее знает, — прошипел Нурасов. — По голове лазила, я и вскочил.

Писк крысы усиливался.

Вдруг одна из крыс с писком бросилась на меня и полезла по ноге. С чувством ужаса и отвращения откинул я ногу, — и после этого не смыкал глаз.

Сбоку посапывал Нурасов, Мамута поблизости не было.

— Мамут, где ты?.. — спросил я.

Молчание.

— Мамут! — еще громче позвал я.

— Сыпи, сыпи, — отозвалось где-то у потолка.

— Где ты?

— На камень сижу.

Несмотря на скверное самочувствие, я улыбнулся. Припомнил, что от стены пещеры отходит узкий выступ, и представил себе Мамута, сидящего на камне, как курица.

— Разве тебе там удобно? — спросил я.

— Пускай Аллах такой удобства Нуредину даст! (Нуредин был злейший враг Мамута).

— А если неудобно, зачем там сидишь? — допытывался я.

— Зачем, зачем? — крыса боялся!..

В голосе Мамута было столько злобы, что я прекратил разговор. Опять наступила тишина…