Читаем Всем парням, которых я любила полностью

Всем парням, которых я любила

Я начинаю протестовать, но потом останавливаюсь. В этом нет толку. Джош знает меня слишком хорошо.

– Ну, может быть, я совсем чуточку испытываю облегчение.

– Если когда-нибудь понадобится тебя подвезти, ты знаешь, что можешь позвонить мне.

Я киваю. Я правда знаю это. Хотя я бы не стала звонить ему ради себя, но позвонила бы ради Китти… при крайней необходимости.

– Я понимаю, что ты сейчас с Кавински, но я рядом, прямо по соседству. Мне намного удобнее подвозить тебя до школы, чем ему. Я имею в виду, что это более ответственно по отношению к окружающей среде. – Я ничего не отвечаю, и Джош почесывает затылок. – Я кое-что должен тебе сказать, но чувствую себя как-то странно, поднимая эту тему. Что само по себе тоже странно, потому что мы всегда могли говорить друг другу все что хотели.

– Мы по-прежнему можем болтать друг с другом, – говорю я. – Ничего не изменилось. – Это самая большая ложь, какую я когда-либо ему говорила, даже большая, чем ложь о моей так называемой мертвой близняшке Марселле. До недавнего времени Джош считал, что у меня была сестра-близнец по имени Марселла, которая умерла от лейкемии.

– Хорошо. У меня такое чувство. У меня такое чувство, что ты меня избегаешь с тех пор.

Он собирается это сказать. Он действительно собирается это сказать. Я смотрю вниз, на землю.

– С тех пор, как Марго порвала со мной.

Я вскидываю голову. Вот что он думает. Что я избегаю его из-за Марго? Неужели мое письмо в действительности так мало значило? Я стараюсь сохранить спокойное и ничего не выражающее лицо, когда говорю:

– Я не избегала тебя. А просто была занята.

– С Кавински. Знаю. Мы с тобой давно знакомы. Ты одна из моих лучших друзей, Лара Джин. Я не хочу потерять и тебя тоже.

Это «тоже» – вот камень преткновения. «Тоже» – это то, что останавливает меня. Оно стоит у меня поперек горла. Потому что, если бы он не сказал «тоже», речь шла бы обо мне и о нем. А не обо мне, о нем и Марго.

– То письмо, что ты написала…

Слишком поздно. Я больше не хочу говорить о письме. Прежде чем он успевает сказать еще хоть слово, я говорю:

– Я всегда буду твоим другом, Джоши. – А потом я улыбаюсь ему, и это требует огромных усилий. Слишком много усилий. Но если я не буду улыбаться, то расплачусь.

Джош кивает.

– Окей. Так… так что? Мы можем снова тусоваться вместе?

– Конечно.

Джош протягивает руку и щекочет мой подбородок.

– Значит, завтра я могу подвезти тебя в школу?

– Ладно, – отвечаю я. Разве не в этом был весь смысл? Чтобы иметь возможность вновь тусоваться с Джошем без того письма, висящего над нашими головами? Чтобы просто снова быть его хорошим другом Ларой Джин?

После ужина я учу Китти стирать. Сперва она сопротивляется, но потом я говорю, что отныне мы выполняем эту работу вместе и ей проще смириться.

– Когда зуммер выключится, это значит, что стирка закончена и тебе сразу нужно сложить белье, иначе оно изомнется.

К нашему общему удивлению, Китти понравилось заниматься стиркой. В основном из-за того, что она может сидеть перед телевизором и спокойно смотреть свои шоу.

– В следующий раз я научу тебя гладить.

– Гладить? Я, по-твоему, Золушка?

Я не обращаю на нее внимания.

– У тебя получится гладить. Тебе нравится точность и чистота линий. Возможно, ты справишься даже лучше, чем я.

Это вызывает у нее интерес.

– Да, возможно. У тебя белье всегда выглядит мятым, несмотря ни на что.

После того как я и Китти заканчиваем со стиркой, мы моем нашу общую ванную. В ней две раковины: Марго пользовалась той, что слева, а мы с Китти дрались из-за того, кому принадлежит правая. Теперь эта раковина ее.

Китти чистит зубы, а я накладываю огуречную маску на лицо, когда она спрашивает меня:

– Как ты думаешь, если я попрошу, Питер завезет нас завтра в Макдоналдс по пути в школу?

Я наношу еще немного зеленой маски на щеки.

– Я не хочу, чтобы ты привыкала к тому, что Питер заезжает за нами. Впредь ты ездишь на автобусе, хорошо?

Китти дуется.

– Почему?

– Потому. Кроме того, завтра меня подвозит не Питер, а Джош.

– Но разве Питер не будет в бешенстве?

У меня стягивает кожу лица от высохшей маски. Сквозь зубы я отвечаю:

– Нет. Он не из ревнивых.

– А тогда кто же ревнивый?

У меня нет ответа на этот вопрос. Кто ревнивый? Я размышляю над этим, когда Китти начинает хихикать надо мной и говорит: