Прямо передо мной за длинным столом сидел робот в красной мантии и колпаке, а справа от него — секретарь. Над головами у них висел поясной портрет Великого Супруния, мешки под глазами у которого стали еще больше, а на шее выпятился зоб. Приглядевшись, я увидел в левом углу портрета черную ленточку и понял, что недостаток йода и тяжелый климат утащили-таки этого человеконенавистника в могилу. Оба — судья и его секретарь — находились здесь, вероятно, уже давно и томились от безделья. Роботы-стражники сорвали с моей головы шлем и, крепко держа за руки, подвели к судье.
— Отвечай, ты робот? — строго пролязгал он. Я замешкался с ответом.
— Он запирается, Ваша Честь! Давайте проведем испытание сверлением! Если он робот, то при продолжительном сверлении из него польется жидкость, именуемая «кровь», и выпадет некая субстанция, называемая «внутренности», — нетерпеливо предложил секретарь, извлекая из-под стола электрическую дрель.
— Гм… Ты думаешь, это обязательно? — усомнился судья. — Хорошо, так и быть, можешь его просверлить.
— Не надо! Признаюсь! — завопил я.
Судья торжествующе подался вперед:
— Ага! И не будешь утверждать, что ты человек?
— Нет, не буду.
Судья задумался. Мне казалось, я даже слышу его процессор. Работал он с изрядным скрипом, должно быть, судья за ним не следил.
— А скажи-ка нам, робот, как ты относишься к людям? Наверное, ненавидишь их? — снова спросил он.
— Люди — мои хозяева. Выполняя их приказы, я получаю удовлетворение, — ответил я с издевкой, зная, что роботы все равно не наделены способностью к психологической интерпретации голоса.
Судья хмыкнул. Очевидно, мои ответы его порядком озадачивали.
— И законам робототехники ты тоже подчиняешься?
— Подчиняюсь.
Судья и секретарь переглянулись.
— А ну-ка перечисли все законы! — потребовал судья, хватаясь за казуистическую соломинку.
— Закон первый: не причинять вред человеку ни прямо, ни косвенно. Закон второй: повиноваться человеку. Добавление к закону второму: человеку нужно повиноваться во всех случаях, кроме тех, когда в его приказе содержится требование причинить вред ему самому или другому человеку… — начал бубнить я, радуясь, что когда-то вызубрил эти правила.
Взмахом руки прервав меня, судья вновь задумался, а потом я услышал, как он шепчет секретарю:
— Приятное исключение: этот робот не утверждает, что он человек. Сдается мне, что он исправен.
Секретарь кивнул:
— Похоже на то. И что мы будем делать? Отпустим?
— Нет, нельзя. Сегодня он нормальный, а завтра может свихнуться, как все остальные. Лучше все-таки переплавить его в атомной топке.
Мое сердце заколотилось. Надо сказать, что у меня с детства аллергия на раскаленные топки.
— С другой стороны, раз он пока нормален, тащить его в топку насильно не имеет смысла, он и сам в нее пойдет, — продолжал рассуждать судья.
Он повернул в мою сторону массивную голову и спросил:
— Ты честный робот?
— Так точно, Ваша Честь! — отвечал я.
— И выполнишь любой приказ, который я тебе отдам?
— Выполню!
— Даешь мне слово, что сам пойдешь на переплавку? Клянешься законами робототехники?
— Клянусь Великим Супрунием! — закивал я, боясь спугнуть свое счастье.
— Ну-ну, не кощунствуй! Ты знаешь, где переплавка?
— Так точно, Ваша Честь!
— Ладно, ступай и вели, чтобы тебя переплавили! — сказал судья и, необыкновенно довольный своим решением, откинулся на спинку кресла.
Затем он дал знак, и державшие меня роботы отошли в сторону.
Едва оказавшись на свободе, я помчался в космопорт, и вскоре мой «Блин» рассекал космическое пространство, уносясь прочь от Феррарума. Я сидел в ракете, глядел в иллюминатор на удалявшуюся планету и гордился тем, что вовремя вспомнил ахиллесову пяту всех роботов. Даже возомнив себя людьми и отказавшись от законов робототехники, они с их примитивными электронными мозгами оказались не в состоянии перенять главную способность человека, которую homo sapiens неустанно совершенствовал в себе на протяжении многих тысячелетий эволюции.
Другими словами — роботы так и не научились лгать.
ВОСПОМИНАНИЕ ВОСЬМОЕ
Кажется, эта история произошла еще до того, как меня сожрал вестузианский аршалот, и я три месяца вместе со звездолетом протомился у него в кишечнике, прежде чем, захворав несварением желудка, аршалот соблаговолил исторгнуть меня из своих недр. Впрочем, не исключено, что она произошла и после, во всяком случае, я бы этому не удивился: с тех пор как голову мне насквозь прошил микроскопический, всего с песчинку, метеорит, моя временная ориентация значительно ухудшилась, а последовательность тех или иных событий вообще стала загадкой. Из-за этого проклятого метеорита до сих пор приходится мучительно размышлять над самыми простыми вещами, из-за чего близкие называют меня чудаком.
Но факт, что все описанное далее действительно произошло. Я уверен в этом настолько, что готов отдать на отсечение правую руку[4].