— Смазка? Клянусь Супрунием, никто не смеет оскорблять мое заведение! Да я тебе все кости переломаю! — взревел робот.
Он выхватил из-под стойки железную трубу и попытался огреть меня, но я швырнул в него кружкой и опрометью кинулся к выходу. Сердце бешено колотилось.
«Этот старый робот сбрендил, если бросается на людей с трубой! Поразительно, что городские власти еще не приняли мер. Ждут, чтобы он проломил кому-нибудь голову?» — подумал я с возмущением, с трудом восстановив душевное равновесие.
Я протиснулся в узкую щель между домами и оказался на оживленной улице. На Ферраруме, где, благодаря стремительному вращению планеты, сутки сменяли друг друга с непривычной для землянина быстротой, был уже вечер. Мимо круглых разноцветных фонарей чинно прогуливались парочки роботов. Ярко сияли вывески кафе и закусочных.
Мечтая об ужине, я сунулся было на порог кафе с подсвеченным изнутри шахматным полем, но ошарашенно замер у входа. За столиками в смокингах и вечерних платьях сидели роботы и роботессы и, непринужденно беседуя, заливали себе в глотки литры бензина и машинного масла. Под звуки механического оркестра на небольшой сцене бешено отплясывал пластиковый андроид, судя по всему, перебравший смазки. Другой андроид, окончательно окосев, барабанил по клавишам пианино кулаками.
Ко мне подошла официантка-роботесса в белом кружевном переднике. Ее динамик был ярко обведен помадой, а на шее висело золотое сердечко на цепочке. На подносе, который она держала перед собой, в фарфоровой тарелке дымилось нечто отвратительное, напоминавшее кусок дымящейся резины.
— Не хотите сесть за столик? Что вам подать? Отбивную? Омлет? Оладьи? — спросила она меня.
— Нет, ничего, — поспешно отказался я и вышел из кафе.
Голова кружилась, ощущение нереальности происходящего овладело мною. Увидев автомат, продающий газеты, я бросил в него монету и, когда из щели выполз толстый еженедельник, стал читать заголовки:
«Роботы вконец обнаглели — законы робототехники для них ничего не значат».
«Очаги сопротивления роботов подавлены».
«Три робота, напав из-за угла, развинтили бедную старушку».
«Новый ресторан «У Ибрагима»: хорошим людям добро пожаловать!»
«Человек — это звучит гордо. Робот — это звучит тошнотворно», — с этих слов известный писатель Р. Железняцкий начал свое выступление в концертном зале».
Удивленный однотипностью заголовков, я стал читать статью со вполне нейтральным названием «Мечта матери», но и здесь натолкнулся на то же самое: «Я спокойно вздохну только тогда, когда последний робот будет помещен в клетку с электрическими прутьями, и, водя своих детей в зоопарк, чтобы они посмотрели на этого урода, я буду рассказывать им о великом Супрунии».
Открыв еженедельник на последней странице, где обычно печатаются любовные истории для домохозяек, я прочитал следующее: «Жан-Поль сдавил трепетно вибрирующую Артемиду в своих объятиях и поцеловал ее: их рты страстно звякнули».
— Зациклились тут все на роботах, что ли? Видно, у них это больной вопрос! — воскликнул я в сердцах, отшвыривая газету.
— Полностью с вами согласна, молодой человек. Больнее вопроса нет. Роботы — бич планеты, мерзкие, аморальные твари! Супруний открыл нам на них глаза, объяснив ясно и доступно, что они собой представляют. Нарушить закон для них ничего не стоит! — послышался скрипучий голос позади.
Я оглянулся и увидел старую роботессу, настолько дряхлую, что вся она была подвязана веревочками и скреплена пружинками. Роботесса опиралась на палку, а на нос ее была водружена оправа очков с выдавленными стеклами.
Вид у старухи был вполне миролюбивый, не такой, как у бармена, и я наивно задал ей вопрос, который меня давно занимал: почему на планете не видно людей? Очевидно, дело тут в радиации или солнечной активности и они все сидят в убежищах?
Старуха поправила на носу очки и удивленно уставилась на меня.
— Странный вы, молодой человек. Как вам не стыдно говорить такое? Людей, видите ли, у нас нет! Да вон их сколько, один другого лучше! А роботы дрянь! Сама бы им всем головы поотрывала, своими руками!
Я хотя и усомнился в том, что руки у старухи достаточно сильные, чтобы, выполнив угрозу, оторвать голову хотя бы одному матерому роботу, однако удивился столь высокой критичности по отношению к собственному племени.
— Ну что вы! — сказал я умиротворяюще. — Разве все роботы могут быть такими уж плохими? Все-таки что ни говори, а это изобретение полезное. Вот вы, например, сразу видно, что хороший робот.
Но вместо того чтобы почувствовать себя польщенной, старуха издала высокий визжащий звук, огрела меня клюкой и, цепко схватив за руку, задребезжала на всю улицу:
— Хам, мерзавец! Чтоб у тебя датчики полопались! Обозвать меня, почтенную женщину, роботом! Хватайте его, люди добрые!
Видя, что старуха заносит клюку, чтобы ударить меня по лицу, я изо всей силы толкнул ее, вырвался и помчался по улице. Убегая, я краем глаза успел заметить, что старуха упала и рассыпалась на части.
— Женщину убили! Хватай его! Вон он бежит! — понеслись мне вслед крики.