Всей землей володеть

Запала в сердце паробка занозой светлоокая красавица, ещё не видел он её в свадебном багряном одеянии, но уже живо представлял, как плывёт она лебёдушкой, как оборачивается, чуть щуря смеющиеся лукавые глаза, с виду серьёзная, но вся словно бы залитая, наполненная изнутри светом жизнерадостности и неуемного веселья. И когда сели за столы, уже не спускал глаз Владимир с Роксаны. А она, столь близкая и в то же время очень далёкая, видно, заметила его и слегка улыбнулась пухленькими алыми губками. Боже, как было бы сладко прикоснуться, пусть хоть на краткое мгновение, к этим губам, ощутить их нежность и аромат, перенять эту её жизнеутверждающую весёлость, пусть наивную, но всё же такую притягательную! Но нет, княжеские дела, заботы, — Владимир понимал и чувствовал со всей неизбежностью, — отодвигают уже и отодвинут потом, после навсегда его от этих свежих, простых ощущений и переживаний. Ждёт его иная стезя, иной путь.

— Чего сидишь, яко жених?! — смеялся вкусивший излиха мёду Святослав. — Пей, ешь, не робей, сыновец! В шкуре жениха ещё, даст Бог, побываешь!

Щёки Владимира окрасил густой румянец смущения. А к нему уже подходил тем часом сын Святослава, Олег, такой же, как и Владимир, подросток, почти ровесник его, поднимал чарку, чокался, хвастливо рассказывал о соколиной охоте и обещал подарить доброго коня.

Под крики «Горько!» светловолосый красавец Глеб жадно и страстно целовал Роксану. Владимиру стало отчего-то обидно и неприятно, он потупил очи и готов был в сие же мгновение выскочить из-за стола, убежать, укрыться где-нибудь подальше, пусть хоть в глухой лесной чащобе.

Он с нетерпением ждал конца ставшего ненавистным пира. Молодых сопроводили в холодные сени, где постелены были снопы. Там должны они будут провести свою первую брачную ночь.

— Отчего грустен? — спросил после Всеволод, когда они с сыном остались вдвоём в отведённом им покое.

— Да так, устал, отче. Шум, гам, — отмахнулся Владимир.

— Вижу, сын, ты глаз с Глебовой невесты не сводил, — строго и спокойно сказал ему отец. — Рано тебе ещё о красных девках думать.

— Да я и не думал, а так... Второй раз её узрел, — пролепетал зардевшийся отрок.

— Вот-вот. Узрел. Смотри у меня. Ну да ладно. Выброси её из головы, Влада. Не о такой невесте надо тебе мечтать. Что там красота? За ней ничего, никого. Дочь дружинника, из бояр далеко не первых. Святослав удумал с простым людом сблизиться, черниговцам своим показать — вот, мол, я каков, не чинюсь, невесту сыну из вашего круга подобрал, одной лишь красы её ради. Важней и опасней здесь другое — черниговские были его на прю толкают. Жаждут обильных зерном и сочными лугами киевских волостей. Потому и горой за него стоят. Силён стал Святослав, слишком силён. Опасно силён.

Последние слова Всеволод говорил, задумчиво разглаживая бороду, скорее обращаясь к самому себе, чем к Владимиру. Ведь паробок, хоть и слушал со вниманием и сосредоточенностью отцовы слова, был всё же в свои годы далёк от высоких княжеских помышлений.

— А в Ромее, ты ж, отче, сам рассказывал давеча[228], как невест на погляд выставляют, — возразил Владимир после недолгого молчания. — Ездят гонцы от базилевса по всем весям, отбирают самых красовитых. И не смотрят — смердова ли дочь, боярска ли.

— Верно. Но у нас тут с тобой не Ромея, сын, не Ромея. Помни об этом. В другой раз ещё с тобой поговорим. А сейчас спать. Ночь глубокая.

Они легли. Под дверью устроился, накрывшись дорожным вотолом, верный Хомуня. Владимир почти сразу заснул, утомлённый переживаниями, Всеволод же, забросив руки за голову, долго ещё взирал в темноту и размышлял о странностях судьбы и нелепом поступке Святослава.

«Не позвал Изяслава. Значит, правда, раздор назревает между братьями. И что же мне? Кого из них держаться? Или... оставаться в стороне, ждать? С Яровитом надо перетолковать. Он всё знает. А если чего не знает, догадывается».

Наконец, веки князя смежились. Он погрузился в тяжёлый, беспокойный сон.

...Наутро Всеволод вызвал к себе воеводу Ивана.

— Вот что, Иване, — говорил он, глядя на простодушное усатое лицо бывалого воина. — Владимиру расскажи о княжеских наших делах, о Ростиславе, поясни о Залесских наших вотчинах. Ничего не скрывай, не утаивай от него, ничего не упускай. Пусть знает и о спорах между Изяславом и Святославом, и о шкодах полоцких князей. Державный муж растёт. А как вернёмся в Переяславль, готовься, в Ростов со Владимиром поедешь. Пора ему на стол садиться. Вроде он и смекалист, и силушкой Бог его не обделил. Самое время. Воевода ты добрый, Иван, в иных прочих делах тоже смыслён. Вот и подскажешь Владимиру, где что нужно будет.

Иван молчал, согласно кивая. Что ж, Ростов, так Ростов. Он давно ждал такого разговора и ничему не удивлялся.

Глава 30 КУРЯ НА ИЛЬМЕНЕ