Всего одна жизнь

Иван Степанович в основном занимался хозяйственными делами. Он подолгу разбирался в многочисленных и сложных проектах и планах, заполнявших переплетенными томами, папками, рулонами массивный шкаф, украшенный инкрустациями, о котором Батя напыщенно говорил: «Здесь будущее нашей больницы». Со страниц проектов глядели высотные постройки, системы зданий, связанных между собой переходами, какие-то диковинные городки, состоящие из круглых, многогранных и прочих строений странной формы. Делали эти чертежи знакомые Бате архитекторы или бывшие больные, а потом, когда было получено «добро» на реконструкцию больницы, подключились и проектные мастерские. Над Батиными идеями посмеивались, но слушали с интересом, в глубине души веря в его всемогущество. Уж если что заберет себе Батя в голову, то не отступится, рано или поздно своего добьется! А вот когда узнали в больнице, что и «тихий» Иван Степанович начинает толковать о том же, идеи стали называть прожектами, а главного — «Ванечкой», имея в виду, вероятно, известного чеховского героя: «Мы с Ванечкой такую больницу отгрохаем, всю круглую, как земной шар, только поменьше…» И прочее в том же духе.

Ванечка любил собирать своих заместителей вместе с представителями партийной и профсоюзной организаций и подолгу, обстоятельно, с перерывами на перекур и проветривание, проводить совещания по разным «животрепещущим», как он выражался, темам, как-то: подготовка больницы к весенне-летнему или осенне-зимнему периоду, проверка хода выполнения подготовки больницы… и так далее.

Территорию больницы Иван Степанович обходил редко, а отделения — и того реже: доверял помощникам. Нельзя сказать, что он ограничил круг своих обязанностей, но так умело распределил их между своими помощниками, что на его долю, по сути, осталось лишь представительство и «общее руководство». Каждодневная работа со всеми ее неувязками отошла к начмеду. За тем, чтобы лечение больных соответствовало современному уровню, теперь следили кафедры института. Из огромного количества прекрасных проектов реконструкции больницы был выбран «единственный реальный», как выразился Ванечка, — возведение дополнительного, пятого этажа…

Жизнь шла своим ходом, и больница от нее не отставала.

Но Герман не мог бы сказать с уверенностью, что больница не потеряла от всех этих перемен. Действительно, более рационально использовалось время врачей — их не держали утрами по полтора часа на конференциях, работать стало спокойнее, исчезла нервотрепка — прекратились постоянные «разборы» и «обсуждения». Однако потерялся прежний, какой-то особый настрой. Исчезло ощущение строгого контроля. Молодые врачи стали вроде бы немножко самоувереннее, чем прежние молодые. И выиграло ли от всего этого дело?..

В вестибюле у гардероба и дальше, в коридоре штаба, было уже по-утреннему оживленно. Тихо гудели дверные пружины в начищенных медных цилиндрах, сопротивляясь торопливому людскому потоку.

2

Сейчас главное — успеть на троллейбус, единственный, который позволял еще не опоздать на работу. Как это получается — и разбудили ведь рано! Надо попросить Германа Васильевича, чтобы звонил пораньше… Бегом! Конечно, только бегом… Трудновато стало бегать. Черт, вроде бы и ем немного… Вот он, стервец, раньше времени прикатил. Быстрее! Кажется, двери уже закрыл… Быстрее! А если портфельчиком ему — на работу, слышь, человек опаздывает!..

Водитель в темных очках сжалился. Ждет, открыл переднюю дверь. Хороший человек.

— Спасибо! — выдохнул, словно лопнул.

Так, проблема номер один решена успешно. Такие пробежки для него даже полезны — за сто килограммов перевалило… Вместо уже забытых тренировок на волейбольной площадке.

Ухватившись большой рукой за хромированную стойку, Кирш на полголовы возвышался над плотной троллейбусной толпой и думал уже над решением других проблем сегодняшнего дня. Где достать для Веры какой-нибудь балык или хотя бы просто хорошую копченую сельдь? Во вчерашней записке, вынесенной ему из родильного дома, была эта запретная, правда, просьба жены. Куда все подевалось? Ленятся коптить? Или большая механизация — проще все в банки закручивать?..

— Станет вот такой… и не пройдешь! — Довольно сильно двинули в бок.

Алексей Павлович посмотрел вниз на продиравшуюся к выходу толстушку, но подумал о прежнем: придется после работы пройтись по ресторанам. Потом на рынок, а уж оттуда — в родильный дом. Опять попаду к теще, когда Кеша будет спать. Попробуй тут «не дать ему отвыкнуть» от себя — еще одно наставление жены. И еще одна проблема — белье. Надо бы снести в прачечную, но когда?.. Трудно без жены. Правда, Валька, Валентин Ильич, — молодой его коллега, разошедшийся недавно с женой, — говорит, что с женой еще трудней. Нет, он, Алексей, не смог бы теперь жить холостяком. И не только потому, что любит Веру. Просто такой он человек, домовитый. Алексей Павлович с неожиданной гордостью повторил про себя это неизвестно откуда пришедшее к нему вдруг слово. А Валька — ветрогон. Может быть, и с женой ему не повезло. Бывает…