– Нет, – перебила она и принялась одеваться, вынуждая его последовать ее примеру. – Уверяю тебя, я прекрасно себя чувствую.
Джорджиана отступила на несколько шагов, и Куинну отчего-то сделалось не по себе.
– Джорджиана, я сам сказал, что тебе требуется отдых и на сегодня хватит волнующих разговоров, однако просто не могу ждать до завтра. Между нами не должно быть недомолвок. – Он остановил ее на краю уединенной поляны. – Конечно, подобные вещи требуют более изысканной обстановки, и я веду себя крайне неуклюже, но… Дорогая, позволь мне просить тебя стать моей женой.
– Что?
Он опустился на одно колено, взял ее за руку и с необъяснимым спокойствием, как само собой разумеющееся, произнес:
– Согласна ли ты, сделать меня счастливейшим из мужчин и сочетаться со мной узами брака?
Казалось, даже сверчки прервали свои ночные серенады в ожидании ее ответа.
– Ты оказал мне великую честь, – прошептала она после долгого молчания. – И я отношусь к тебе с глубочайшей симпатией и высочайшим уважением. Однако есть две причины, по которым я вынуждена отклонить твое предложение. – Ее тихий отказ, прозвучал очень определенно. – Мне жаль. Надо было сказать тебе, что после смерти Энтони я твердо решила больше никогда не выходить замуж. Он был очень дорог мне.
Само имя кузена было ему глубоко омерзительно, но он подавил гнев.
– Я понимаю твои чувства и готов считаться с ними. Наш брак будет просто разумным практическим союзом.
– Нет. Прости, но я не изменю своего решения. Он любил меня, – произнесла она, выделяя каждое слово, и после небольшой паузы добавила: – Он был… первым в моем сердце. Я навечно сохраню память о нем. И не предам его ради преимуществ разумного брака.
«Первым в моем сердце». Энтони снова был первым.
Ее слова подействовали на Куинна как пощечина, хотя в них не было ровном счетом ничего нового. Куинн всегда понимал, что Энтони значит для нее куда больше, чем он. И его глупая коленопреклоненная поза тут вовсе некстати.
Он медленно встал.
– Не хочу тебя расстраивать, однако вынужден заметить – наши совместные действия могут иметь вполне определенные последствия. Я не вправе оставить тебя один на один с пересудами и всеобщим осуждением, но главное – ребенку нужен отец. Наше решение пойти на физическую близость равносильно взаимному безмолвному обещанию предстать перед алтарем. – Он стиснул ее ладонь. – Я никогда – повторяю, никогда – не брошу своего ребенка на произвол судьбу, не соглашусь жить с ним врозь и тем более не допущу, чтобы его растил другой мужчина, даже твой отец.
Она подняла на него… нет, не глаза, а бездонные озера печали.
– Значит, нам остается лишь молить Бога о том, чтобы ребенка не было. В крайнем случае, мы вернемся к этому разговору. А пока ты свободен от любых обязательств.
Она высвободила руку и быстро скрылась за деревьями.
– Джорджиана…
Но она уже ушла.
А он остался и только гораздо позже, преодолев густые заросли, вспомнил ее слова. Она сказала, что не выйдет за него замуж по двум причинам, но назвала лишь одну – свою любовь к Энтони.
Перед ним расстилалась тихая гладь озера Ло-Пул, и он сделал именно то, что категорически запрещал дочери, – нырнул в темную воду и поплыл в сторону острова. Холод постепенно сковывал его члены, легким не хватало воздуха, а сердце изнывало от тоски.
Кажется, любое значительное событие в его жизни непременно заканчивается трагически. Всякая попытка предложить себя оборачивается не просто отказом и неприятием, а сокрушительной катастрофой.
Когда он остался сиротой, дядя и тетя приняли его без особой охоты и с большим количеством оговорок и предварительных условий. Он был на два года старше Энтони – наследника! – и получил строжайшие указания никогда не забывать о своем зависимом, подчиненном, ничтожном положении. Но тесная дружба с Энтони и Джорджианой постепенно смягчила горечь от неприветливых слов дядюшки.
Только в тот день, когда с Джорджианой случилось несчастье, он понял, каков Энтони на самом деле, а заодно узнал истинную цену дружбе. Желая защитить незадачливого кузена, он томился в коридоре и слышал каждое слово, доносившееся из кабинета дяди. Однако Энтони об этом не подозревал и беззастенчиво лгал, убеждая маркиза в том, что Куинн заставил их вскарабкаться на полузасохшую сосну рядом со скалой единственно ради того, чтобы они достали для него соколенка из гнезда.
Потрясенный Куинн безропотно принял всю вину на себя. Дядя жесточайшим образом высек его и незамедлительно удалил из семьи, позаботившись о том, чтобы Куинна зачислили в печально известную группу воспитанников Итона, которых вечно держали взаперти и не отпускали домой даже на летние каникулы.