Всего один поцелуй

– Да, хм… во время войны людям порой приходится заниматься вещами, о которых они и помыслить не могли при других обстоятельствах, – пробормотал он, поглаживая нос. – Это часть моей профессии, и мне за нее платят.

– В таком случае мне тоже должны платить, – хихикнула девочка. – Кто эта леди, папа? И почему ты сделал ей больно? Ты учил меня никогда никому не делать больно – даже когда Тимми Брэдфорд оторвал руку моей кукле. А эта леди точно с ним не сравнится. Я не видела, чтобы она что-нибудь кому-нибудь отрывала.

Куинн покачал головой и с преувеличенной торжественностью поднял девочку и поставил перед Джорджианой:

– Мадам, могу ли я представить вам мою дочь Фэрли? – Он повернулся к девочке: – Дорогая, продемонстрируй, как прекрасно ты делаешь реверанс.

Девочка, тряхнув светлыми локонами, присела в худшем реверансе, который Джорджиана когда-либо видела. После этого дочь Куинна закатила глаза, голубые, как колокольчики на корнуоллских полях.

– Ну, посмотрим, как получится у вас, – чрезвычайно смешно, с вызовом сказала девочка, угадав мысли Джорджианы.

Джорджиана боялась, что сейчас лопнет от сдерживаемого смеха.

– Думаю, у меня получится чуточку лучше, чем у тебя, если быть абсолютно честной.

И у нее получилось лучше. Но лишь чуточку.

– Вы мне нравитесь, – снова захихикала девочка. – Как вас зовут?

– Фэрли! Сколько раз я тебе повторял, жди, когда человека тебе представят! – безнадежно вздохнул Куинн.

– Ну, папа, я просто подумала, что ты забыл ее представить, и попыталась загладить твою ошибку.

Ах, подумала Джорджиана, откуда же взялся этот замечательный ребенок? Ни капли многозначительной собранности отца. Только честность, открытость и буйство эмоций. Она бы отдала все на свете за то, чтобы иметь дочь, похожую на Фэрли.

Девочка накрутила на палец локон.

– Папа, ты так до сих пор и не извинился. Я не следила за тобой всего две недели, а твои манеры уже испортились. Говорила же я тебе – не надо было оставлять меня с бабушкой и дедушкой. Я тебе нужна. А теперь извиняйся!

– Фэрли!…

– Нет. Извиняйся, как принято. Ты всегда говорил, что причинять боль леди непростительно, а ведь ты сильно сжал ее руки. Я видела.

– Но, Фэрли, это совершенно не…

– Сейчас же, – твердо сказала девочка.

В жилах ее явно течет королевская кровь, подумала Джорджиана, наслаждаясь тем, как ребенок ставит на колени такого таинственного и загадочного Куинна.

Джорджиана почувствовала, как он касается ее руки и, подняв глаза, встретилась с его напряженным взглядом.

– Джорджиана, прости меня, если я причинил тебе боль. Уверяю тебя, я сделал это совершенно неосознанно. Пожалуйста, прости меня.

Девочка фыркнула.

– Я вижу, ты забыл, как правильно извиняться, папа. Где поцелуй? Должен быть поцелуй!

Джорджиана почувствовала, как кровь отливает от ее лица. Она обязана остановить происходящее. Сейчас же.

– Фэрли, я очень рада познакомиться с тобой, ведь теперь мне не придется одной демонстрировать твоему грубому папе его ошибки. Но он вовсе не должен целовать…

– Ты тоже собираешься со мной спорить? – спросила Фэрли голосом королевы.

Неужели она действительно ждет…

– Сейчас же! – недовольно повторила маленькая тиранка.

О Господи милосердный. Ее мысли остановились, когда она взглянула на Куинна. Он не сделает этого. Она знает. Такое совершенно невозможно…

И тут он наклонился к ней и прикоснулся жесткими губами к ее щеке с мягкостью, столь контрастирующей с чеканной резкостью его черт. Джорджиана не могла дышать, не могла двигаться, чувствуя его близость. Его дыхание дразнило ее, у нее даже чуть-чуть закружилась голова. Все произошло так быстро, но касание его губ показалось ей теплым касанием судьбы.

– Джорджиана, пожалуйста, позволь мне опять принести свои извинения, – прошептал он. – Я не знаю, что на меня нашло…

– Ты должен поцеловать ее в губы, глупый, – весело прочирикала его дочь. – Все это знают. Только детей целуют в щеку. Леди целуют в губы.

Джорджиана замерла от ужаса. Девочка не иначе была исчадием ада, присланным мучить ее. Или как минимум деспотом. Очаровательным, коварным деспотом.

– Фэрли! – в замешательстве и с немалой долей безнадежности произнес Куинн, никак, впрочем, не демонстрируя свою реакцию на поцелуй. – Джентльмены не целуют всех леди в губы, когда извиняются. Только, – он остановился в поисках подходящего слова, – некоторых леди. Тех, с кем их связывают особые отношения. Долгая связь.

– Но в Лондоне ты сказал мне, что знаешь ее очень давно, вы вместе с ней выросли и она особенная.

Боже! Не может быть, чтобы…

– Фэрли, сколько раз я повторял тебе – не говори о людях, стоящих прямо перед тобой, так, как будто их здесь нет!

Девочка надула губы.

– Но я не знаю, должна ли я тоже называть ее Джорджианой, как и ты, папа, или леди Чтототон или Другойлинг. Или подойдет ваша милость? Хотя она не тянет на «вашу милость», если ты спросишь у меня.

Слава Богу, они ушли от темы поцелуев.