Всего один неверный шаг

— Я очень на это надеялась, — она вздохнула с сожалением и улыбнулась. — Но теперь понимаю, да, сырая земля — это не то, про что стоит напоминать клиентам. Хотите, я включу музыку? Может, кофе? Здесь чудесная кофемашина. Кстати, она идёт в подарок, — наконец вспомнила она, для чего они собрались.

Наварский хотел невежливо спросить: сколько квартир она уже продала?

«Ни одной» — ответ, что он ожидал услышать. Но где-то уже тогда понял, что принял решение: он купит эту квартиру, сколько бы она ни стоила. В какие бы долги ему ни пришлось залезть.

— Можно, — пожал он плечами, исключительно чтобы порадовать девушку, что так старалась создать для клиента уникальную атмосферу.

По мнению Игоря, всё это было лишним — квартира была прекрасна сама по себе.

Идеальная звукоизоляция, четыре санузла, в том числе гостевой, а в спальне — с двумя раковинами, надёжная лестница с крепкими деревянными ступенями, тихий двор, своя парковка, подвал, в котором можно не только велосипеды хранить — переоборудовать подо что угодно. Ещё и центр города — до всего рукой подать.

Его практичную жену тоже скорее заинтересовали бы ближайшие школы, чем запах выпечки, но Наварский хотел сделать жене сюрприз, поэтому прилетел один.

А музыка… Ну, музыка так музыка.

— Картины демонстрационные? — спросил он, потягивая кофе, густой и тягучий, как голос саксофона, что включила умная колонка.

— Да, но, если вам нравится, можем оставить. Как и шторы. Как и всю посуду, — оживилась Светлана и посмотрела на него с такой надеждой, что он просто не мог её не оправдать.

— Буду очень благодарен, — улыбнулся он.

Может, уже не хотел расставаться с двухэтажными хоромами, а может, с хрупкой девочкой в мужском жилете на голое тело.

Острые плечики, крошечные сисечки, что почти не скрывали глубокие проймы, мурашки, что от волнения покрыли её нежную кожу, подняв дыбом каждый волосок, и жёлтые глаза дикой кошки, которую нестерпимо хотелось приручить.

Он подумал, что мог бы отодрать её прямо там, прямо в ванной между двумя чёртовыми раковинами. Засунуть тяжёлый член в её маленькую дырочку, заставить орать от удовольствия, кончать в мучительно прекрасных судорогах и хныкать, выпрашивая ещё.

Он с таким же успехом мог подумать о ком угодно.

Это ничего не значило, так, помечтал, и ладно.

Хотя почему-то был уверен, что у неё очень узкая дырочка. Впрочем, и это было неважно. Никогда было неважно, потому что у него толстый член. Средней длины, но хорошего диаметра. Ему в любой дырке было тесно, тепло, уютно. Плотно обхваченный стенками влагалища, твёрдый, с большой головкой, его член пользовался популярностью у женщин. Без шуток. Без преувеличения. О нём рассказывали. К нему в общагу приходили «переспать». В юношеские годы Наварский немного комплексовал по этому поводу, но потом узнал, что бабам его член по-настоящему нравится, и смирился со своей участью.

Женщин у него было много.

Но в двадцать шесть он встретил будущую жену, и все они перестали для него существовать…

Глава 10

Наварский посмотрел на Сокола.

Тот ковырялся в зубах ножом. Не лезвием, конечно, — были в швейцарской игрушке и зубочистка, и штопор, и ножнички.

— Что-то жена выгнала меня, а вид унылый у тебя.

— Да, так, накрыло. Ты и Лерка расстались… не укладывается в голове, — разлил он по третьей. — Что делать-то будешь? На развод подавать?

Игорь думал об этом. Его воспалённое воображение даже однажды нарисовало во сне картину, как он приезжает в гости к Свете с женой и у всех всё хорошо.

Но это был просто сон и ничего больше.

В реальности всё, чего он хотел — не добраться до чьей-то узкой дырочки, ему нравилось мечтать. Нравилось чёртово ощущение полёта и пьянящих возможностей, что дарил янтарный взгляд, от которого захватывало дух, но изменять жене не планировал.

Ему не было нужды трахать другую женщину. Ему достаточно жены. Порой даже её много. Он своё давно отгулял. И давно дорожил другими вещами.

Наварский сидел на встречах со Светой, как на наркоте.

Не на физических ощущениях: звуке её голоса, запахе волос, хрупких ключицах, бусинке пирсинга в ямке пупка, хотя голос у неё действительно потрясающий.

На ощущении жизни, что у него никогда не было: лёгкой, богемной, свободной. Выросший в маленьком городке, скорее рабочем посёлке при горно-обогатительном комбинате, где работали его родители, он мог только мечтать о жизни в кругу Питерской интеллигенции, о досуге не у телевизора, а общении в среде поэтов, писателей, актёров, художников.

На стихах, что Света декламировала, то стоя на мосту над чёрной водой канала, то кружась по площади, ведомая музыкой рифмы.

На шальном, влюблённом взгляде жёлтых глаз.

Ничто не вернётся. Всему предназначены сроки. Потянутся дни, в темноту и тоску обрываясь, как тянутся эти угрюмые, тяжкие строки, которые я от тебя почему-то скрываю…*

___

*Ольга Берггольц

Это было первое, что она ему прочитала.