Всего лишь измена

Мы стояли напротив большого окна и смотрели на тёмную улицу. Он отодвинул высокую штору. В отражении стекла были мы.

— Вит, я хотел, чтоб ты знала…, - начал, было, Шумилов.

А я, испытав острый приступ нечаянной боли, обернулась и крепко прижалась к нему:

— Обними меня, Кось!

Он обнял. Сначала опасливо, чуть прикасаясь руками к спине. А после — прижал и зарылся мне в волосы.

— Вит, я с тобой, — различила сквозь стук наших юных сердец.

На следующий раз, когда пришло время ехать на встречу к Никите, я собрала все подарки. Все, кроме двух изумрудных серёг. Не смогла! Слишком дороги. Спрятала в ящик. И зареклась, что не стану носить. В конце концов, что-то же я заслужила? Будучи в роли любовницы хозяина двух ювелирных домов?

Появившись в тот раз у него на пороге. Вернее, на пороге отельного номера, ставшего нашим «любовным гнездом». Я достала из сумочки шёлковый мамин платок. В него были завёрнуты все украшения: пару браслетов, цепочки с кулонами, несколько перстней, набор…

— Вот, — положила на белую простынь.

Никита присел. Он был голым по пояс. И я убеждала себя не смотреть на него, до тех пор, пока он не позвал:

— Вита, что это?

— Это подарки. Не хочу быть должна, — объявила решительно. Вскинула голову, и, держа в кулаках свою боль, посмотрела Никите в глаза, — Мы расстаёмся! Пришла, чтобы это сказать.

Он сглотнул, кадык его дёрнулся. Взгляд не пускал.

— Расстаёмся? Почему? — произнёс коротко.

Я отвела глаза первой:

— Я так решила.

— Ммм, — промычал он, как будто всё понял.

Встал и прошёлся по комнате. Плеснул себе виски в широкий стакан.

— Это из-за той встречи в театре?

«Догадливый», — думала я. И невольно взглянув ему в спину, увидела шрам на плече. В детстве его укусила собака. С тех пор он боялся собак.

— Это должно было случиться. Я больше так не могу.

Он выпил, выдохнул шумно:

— Я тоже.

«Вот и здорово», — фыркнула я про себя. Хотя боль была нестерпимой.

— Знаешь, я боялся признаться себе самому, — он опёрся руками о стол и склонился так низко, что лопатки его выпирали теперь, как два неотросших крыла.

— В чём признаться? — шепнула. Подумала: «В том, что устал?».

— Что люблю тебя. Сильно, — ответил Никита.

Я ощутила, как слёзы туманят картину. Его очертания стали расплывчаты. Я моргнула и вытерла капли с лица:

— Прекрати!

— Я понимаю, — продолжил он, будто не слыша, — Я не вправе тебя вынуждать. Я не могу дать тебе ничего, кроме этого…

Он развёл руки в отчаянном жесте.

Я всхлипнула:

— Я не прошу.

Он, всё ещё стоя спиной, подтвердил:

— Я знаю! Ты никогда ничего не просишь. Потому, мне так хочется дать.

— Как её звать? — этот вопрос прозвучал неожиданно, даже для меня самой.

— Кого? — вскинул голову.

— Твою жену, — произнеся это, я ощутила, как боль нарастает в груди.

Он сделал глубокий, задумчивый вдох. Я знала, что мать его звали красивым и редким именем Злата. В честь неё Богачёв старший назвал ювелирный завод. А что он назвал в честь жены? Быть может, одну из коллекций?

— Её зовут Ада.

Я вспомнила, были ли в нашем салоне коллекции с именем «Ада». Какая-то точно была…

— А детей? — уточнила, желая испить эту боль до последней решающей капли.

Он обернулся ко мне. И какая-то мука во взгляде промелькнула, заставив меня замолчать.

— Сын Митя, а дочка Алёна, — сказал, словно вырвал из сердца.

Я молчала, ждала, что ещё он решится озвучить. А Никита застыл, глядя перед собой:

— У него от рождения астма. Говорят, здесь не климат.

Мне хотелось теперь, чтобы он замолчал. Перестал меня мучить! Но Никита продолжил:

— Я не могу развестись. Не сейчас, понимаешь? Я хочу увезти их отсюда, устроить, а после…

Он закрыл лицо ладонями, не озвучив того, что планирует после. Я не знала, зачем продолжала стоять! Просто тело срослось с этой комнатой.

— Делай, что хочешь, — сказала, не двинувшись с места.

— Увы! — усмехнулся он горестно, — Я хочу совершенно другого.

— И чего же? — спросила, дрожа.

— Я хочу быть с тобой, — не сказал, простонал он. И руки его опустились.

Меня покачнуло. Как будто волной, набежавшей на берег. Сразу вспомнилась песня, слова зазвучали в моей голове. Я зажмурилась, пытаясь прогнать эту слабость. Не позволяя себя унести в круговерть бесконтрольных губительных чувств. Но воронка сомкнулась над моей головой. Я тонула! Уже понимая, что сил недостаточно. Я продолжала безвольно пытаться. Но чувства тянули на дно…

Никита приблизился:

— Вита, прости меня, Вита. Моя девочка, Вита. Прости.

Его руки держали так крепко. А я упиралась щекой в его голую грудь. Волоски щекотали мне ноздри. А пульс мой под кожей выстукивал ритм:

— Я пытался уйти от любви,

Я брал острую бритву и правил себя.

Я укрылся в подвале, я резал

Кожаные ремни, стянувшие слабую грудь…

Я хочу быть с тобой,

Я хочу быть с тобой!

Я так хочу быть с тобой,

Я хочу быть с тобой,

И я буду с тобой…