— Ну, Никит, — поджимала губу.
Он, испачкав мне сливками нос, принимался облизывать. Отчего я смеялась, ловя его губы! А после мы вместе валились на белые простыни. И остатки клубники со сливками пачкали тело.
— После нас тут, наверное, всё кверху дном, — я стыдливо смотрела на пятна клубники, размазанной по простыне.
— После нас хоть потоп, — усмехался Никита.
Он научил меня так отдаваться ему. Отдавать себя всю, без остатка. Я разрешала ему делать всё! Получая неслыханный кайф в тот момент, когда он финишировал, громко рыча и вторгаясь с удвоенной силой. Его крик принимала, как свой сладкий женский триумф. Это я довела его! Я!
— Тебе хорошо со мной? — спросила однажды, когда мы лежали усталые, после любви.
Никита вдохнул, с шумом выдохнул:
— Очень.
Я, осмелев, приподняв на локтях разлохмаченный им рыжий ворох волос, уточнила:
— А правда, что ты до меня был с мисс Россия?
Он усмехнулся, уйдя от ответа:
— А что?
Я поджала губу:
— Ну, и как она? Лучше меня?
Никита возвёл глаза к небу:
— О, женщины!
— Что? — я обиделась.
Он, опрокинув меня на постель, произнёс:
— Она — бестолковая кукла! Красивая, разве что.
— Красивее меня? — обиделась я ещё больше.
— Глупышка! Разве может быть кто-то красивее этих вот ножек? — пощекотал он мои обнажённые бёдра.
Я захихикала, сжав их:
— Никит!
— А вот этих вот маленьких грушек? — так называл он мою далеко не большую, но всё-таки грудь.
— Ха-ха-ха! — завертелась под ним.
Он укусил очень нежно, потёрся щетиной о вставший сосок.
— Убедил? — прошептал.
— Убедил, — я погрузила ладонь в его волосы. Жёсткие, тёмные. Они уже в те времена содержали в своей непроглядной копне серебристые нити. И я всё пыталась представить себе его шевелюру седой.
Я ночевала с ним вместе. Если в рабочие дни, то водитель меня отвозил до ближайшей станции метро, откуда я ехала на учёбу. Мы шифровались! И это лишь только сильнее распаляло мою безнадёжную страсть.
— Где ты сегодня была? — донимал меня Костик.
— А что? — отвечала с апломбом.
— Да так, — он вздыхал, — Заходил за тобой до учёбы. Твоя мама сказала, что ты ночевала не дома.
Теперь уже я подавляла рассерженный вздох:
— Мы поругались с ней, и я ночевала у Милки.
Он смурнел:
— Даже так?
— Кость, ну, чего ты? — толкала плечом.
— Ну, ты могла бы и мне позвонить. Я вообще-то твой друг, — отвечал, как мальчишка, которого не позвали гулять.
— Ты мужчина, — напоминала я, — А есть вещи, которые девочки обсуждают только друг с другом.
— Например? — уточнял он бессовестно.
— Секс! — отвечала как есть.
И думала сразу же: «Спросит, с кем сплю… отпою так, что спрашивалка заглохнет». А Костик молчал. Делал вид, что ему безразлично. А я продолжала идти, напевая под нос:
—
Глава 11
Шарики в моих руках очень яркие, разноцветные, словно конфеты-сосули. И ленточки в тон! Они вырываются, будто хотят улететь. Но я их держу крепко-крепко. На одном из них надпись: «С днём рождения, Майя!». Ей исполняется двадцать один. Почти столько же было и мне, когда я полюбила впервые.
Так боюсь за неё! Боюсь повторения собственной участи. Вот, что бы я ей сказала, полюби моя дочь не того человека? Много я слушала мать? А Майка в кого-то влюбилась. Я чувствую это! По взгляду, по голосу. Дочка молчит. А мне так охота узнать о нём всё…
— Ну, наконец-то! Наш Винни Пух объявился! — смеётся подруга, впуская меня.
Кафе заказали на пятницу, а сегодня среда. Майка отметит с семьёй. Ну, а после — с друзьями отправится в клуб, танцевать до рассвета.
— Огромные, правда? Чуть не улетела на них, — говорю и вручаю шары ожидающей Милке.
— Представляю себе эту картину! И заголовок в новостях: «На чём летают современные ведьмы?». Сегодня над Питером видели женщину, летящую на связке воздушных шаров, — издевается та.
— Иди ты! — толкаю её.
Привязав шары к стулу, Милка сажает меня:
— Я хотела меню обсудить.
— Главное, сыра побольше, Майка у нас — сыроед, — отвечаю.
Идея назвать дочку Майя принадлежала Шумилову. Я всегда говорю ей, что имя придумал отец.
— Смотри, вот по поводу торта, — садится подруга и обдает меня сладостью новых духов.
— Главное, свечи, и чтобы задуть, Майка любит желания загадывать, — отвечаю.
С самого первого дня появления Майи на свет, я удивлялась её красоте. И тому, как могла пожелать смерти этому чуду! Ведь, решись я пойти на аборт, и она бы исчезла. Никогда не рождалась. Этого я бы себе простить не смогла…
— Смотри, вот на выбор, черничный бисквит с шоколадной посылкой, или банан и клубника? — Милка листает торты на планшете. Один краше другого! Я бы съела их все.
— И того, и другого, и можно без хлеба, — заявляю, сглотнув.
— Без хлеба-то можно, — кивает мой повар, — Но это будет не торт, а фруктовый мусс.
— Типа того, что ты делала на мой день рождения? — вспоминаю.
— Ну, да, — отвечает она.
Это был потрясающий, с лёгкой кислинкой, десерт, с добавлением киви и сливок.