Всегдай

(Я романтизмом вновь изранен…
Немного грустно…) Лес туманен
В поблекших кружевах ветвей,
И вновь поет, как Северянин,
Как Игорь, нужный соловей.

(Где мрамор отыщу паросский?..)
Пастушка с пастушком своим
Бегут пред томною повозкой
По снежной целине сквозь дым…
(Ах, я неравнодушен к ним!).

(Картонный полукруг столетий…
Я заблудился в трех веках!)
И рады мраморные дети,
Амур приподнимает плети
В белеющих, как пар, руках.

(Благословение эпохе!)
Бесстрелочный колчан сквозь пыль
Стучит, звенит при каждом вздохе…
Так вздрагивает в суматохе
На улицах автомобиль.

Повозка катится в долину
И, словно зал, пустеет даль…
(Ах, под старинную печаль
Рождается у клавесина
Напудренная пастораль!).

Serenade en mi-bemol

Я нервно шляпу коверкаю
И слушаю звуки голоса…
Вы стоите перед этажеркою,
Заплетая волосы.

О, Бледная Дама, как жалко,
Что Вы далеко там…
Влажный запах фиалки
Меж телом и Вашим капотом.

Озираюсь на вечер душный,
Улыбаюсь с тоской…
Вам шлю поцелуй воздушный
Дрожащей рукой…

Ваши черные косы, как рама
Овал лица обрамляют…
Неужели не жалко Вам, Дама,
Что мой поцелуй пропадает.

Петербург

Деревья и крыши намокли
И юноша бледный в монокле,
Влюбленный в молву,
Как в зеркало, смотрит в Неву.
Проспект, побелевший от инея –
Пробора надменная линия.
И юноша с некою дрожью,
На церковь оглянется Божью.
Заплачет над жизнью загубленной,
Над милой возлюбленной.
Она пробежала, как волк,
Он слышал лишь шорох и шелк;
Мелькнула певучая шубка,
Ушла в темноту…
Голландская с копотью трубка
Застыла во рту.

Москва

Вот старушка беззубая, страшная,
Позабыла вчерашнее,
Славословит сегодня
Она имя Господне.
Возле гроба играет колечками
Обручальными,
Ставит свечки на гроб свой со свечками
Подвенечно-сусальными.
Хочет даже в гробу заневеститься,
Обручиться с веселой минутою!
Нагибается, крестится:
«Прости, Господи, мне грехи лютые!».
Подъезжает в карете ко храму
Смерть угрюмая в трауре с севера
И играет, как важная Дама,
Рукояткою веера.
Подает полумертвой невесте
Просветленные вести
В запечатанном сером конверте…
И читает старушка, на посох
Опершись; А в седых ее косах
Улыбаются черти.

Ex libris Дон-Жуана