— Я ненавидел тебя, потому что думал, что ты принадлежишь ему. Что я прервал признание в любви между вами в тот день и что твое сердце принадлежит ему. Он был влюблен в тебя?
— Конечно, нет, мы были просто друзьями. Я не понимаю. Если ты не винишь меня в его несчастном случае, то я не понимаю, почему ты так меня ненавидишь. Какое значение имело, любил меня Астор или нет?
Я ошеломлена всем, что узнаю. Мне кажется, что фундамент всего моего мира только что вырвали из-под ног и мне не за что ухватиться, пока я падаю в бездну.
— Потому что я любил тебя, — восклицает он, и слова вырываются из него, как лава из извергающегося вулкана.
ГЛАВА 48
Она отворачивается от меня.
— Прекрати, Феникс. Я не хочу это слышать.
Я хватаю ее за шею, прежде чем она успевает отодвинуться от меня, и прижимаю ее к себе.
— Ты все равно будешь слушать. Я любил тебя. Я хочу сказать, что люблю до сих пор, но то, что я чувствовал к тебе тогда, меркнет по сравнению с тем, что я чувствую к тебе сейчас. — Я говорю ей, искренне. — И я уже тогда любил тебя так чертовски сильно, что мне было проще притвориться, что я тебя ненавижу, чем смириться с тем, что ты выбрала его.
— Он всегда был любимчиком: у наших родителей, у учителей, у всех, кого мы встречали. И я мог с этим смириться. Мне даже нравилось быть в тени. Но не когда дело касалось тебя. Ты была единственным человеком, которого я не мог упустить. Я хотел тебя для себя, я хотел, чтобы ты выбрала меня. — Я перебираю пальцами прядь своих волос и убираю ее за ухо. — Я уверен, что никто и никогда не хотел никого так сильно, как я хотел тебя. — Я прижимаюсь к ее щеке, когда блеск влаги застилает мне глаза. — А потом он умер, а вместе с ним и вся надежда на то, что ты сможешь сделать этот выбор свободно. Поэтому я пытался тебя ненавидеть, — говорю я ей, обнажая себя, — потому что это было проще, чем безнадежно любить тебя.
— Ты не любишь меня.
— Люблю.
Ее лицо сморщилось, и она отстранилась от меня.
— Если ты любишь кого-то, ты не планируешь бросить и унизить его.
Я провожу руками по волосам в расстройстве.
— Я был в ярости! Я думал, что они заставляют тебя выходить за меня замуж, когда ты все еще зациклена на нем. Я думал, что ты довольствуешься мной. Я понятия не имел, что ты чувствуешь ко мне, Сикс.
Я сжимаю ее лицо в своих руках и прижимаюсь к ее губам в диком, собственническом поцелуе, призванном передать нездоровую одержимость, которую я испытываю к ней.
Мое сердце бешено колотится, пока я пытаюсь заставить ее понять. Она уничтожила меня своим признанием. Я так глубоко зарыл голову в песок, что поначалу не мог ей поверить.
Не мог в
Но, увидев ее лицо, муки, смешанные с искренностью, проступившие на его чертах, когда она изливала мне свое сердце, стало чертовски очевидно, что все это время я ошибался.
Она любила меня.
Она чертовски
А я даже не могу сосредоточиться на том, чтобы насладиться ощущением, что получил все, чего когда-либо хотел, потому что я все испортил. Я рискую потерять ее навсегда, когда только что узнал, что она была у меня с самого начала. Что все это время, когда я яростно утверждал, что она принадлежит мне — что она действительно принадлежала, и гораздо дольше, чем я знал.
Непоколебимо, решительно, неизменно — моя.
До сих пор.
Я понимаю, почему она злится на меня за разрыв помолвки, но я не потерплю, чтобы она не верила, что я люблю ее.
Она отрывает свои губы от моих.
— Слишком поздно, Феникс, — говорит она беззвучным голосом.
Она пытается вырваться, но я лишь крепче прижимаю ее к себе. Я хватаю ее лицо и зажимаю его между ладонями, в то время как остальные части ее тела борются со мной.
— Для нас нет такого понятия, как слишком поздно, Сикс. — Я говорю ей, эмоции переполняют мой голос.
Я откидываю волосы с ее лица и заставляю ее посмотреть на меня.
— Ты веришь, что я люблю тебя? — спрашиваю я.
Она сокрушенно качает головой. Слезы вырываются из-под ее закрытых век и падают на щеки, а ее маленькие кулачки бьют меня по груди, пытаясь заставить отпустить ее.
— Ты веришь, что я люблю тебя, Сикс? — повторяю я. Мой голос звучит неестественно для моих ушей. Я слизываю слезы, пропитавшие ее щеки, и чувствую соль ее боли в каждом вкусовом рецепторе.
— Нет. — Она прижимается лбом к моей груди, когда борьба покидает ее и тело сдается. — Недостаточно.
Я прижимаю ее голову к своей груди, моя рука проводит по ее теплой шее. Рыдания, срывающиеся с ее губ и смешивающиеся с прерывистым дыханием, пронизывают меня насквозь.
Меня тошнит от мысли, что я стал причиной такого опустошения. Я прижимаюсь губами к ее макушке и удерживаю их там, делая неровные, прерывистые вдохи.
Я перемещаю руки по ее лицу и заставляю ее откинуть голову назад, чтобы она посмотрела на меня. Ее покрасневшие глаза имеют самый глубокий и яркий зеленый цвет, который я когда-либо видел.
— Больше, чем ты можешь себе представить, — поправляю я ее.