Всегда солдат

Ночевать отправились на конюшню. Настоял Клементьев.

- Когда мы купались, я заприметил одного мальчугана. Он пригонял на пруд лошадей, - объяснил нам Виктор. - Так вот, мы обо всем договорились. Паренька зовут Семеном. Сейчас я его разыщу, он здесь, неподалеку.

Виктор вскоре вернулся. Из темноты за ним вынырнул шустрый хлопчик лет двенадцати, и мы двинулись в путь.

Мальчуган был догадлив. Он не задал ни одного вопроса. Лишь перед уходом, когда Клементьев попросил сказать Тане Стаценко, где мы ночуем, Семен лукаво спросил:

- По секрету?

- По секрету, - подтвердил Клементьев.

- И чтоб Василь не знал?

- Конечно.

- Правильно, дядько, а то он у нас такой стал…

- Какой такой?

- Сами знаете, если на конюшню запросились.

Мы натаскали в свободные ясли сена и тотчас уснули.

Очнулся я оттого, что меня сильно трясли за плечо.

- Да проснитесь же! Проснитесь! - умолял женский голос. - Это я, Таня. Тикать вам надо!

При слове «тикать» я моментально пришел в себя.

- Будите хлопцев, - продолжала она. - Василь со своими дружками шукает по селу. В Николаевке не осталось парней, так он надумал вас отправить на неметчину. [68]

Я растолкал товарищей. Спросонья они ничего не могли понять и только шумно дышали.

- Скорее, хлопцы! - взволнованно звенел девичий голос. - Полицаи вас ищут!

Таня вывела нас на дорогу в километре от села.

- Не поминайте лихом, - сказала она на прощание. - Не обижайтесь на нас с мамой…

Горсть табаку

До рассвета мы шагали в сторону районного центра Казанка. Когда на фоне белесоватого неба показались контуры элеватора, свернули в поле. Здесь в скирдах лежал прошлогодний, уже почерневший хлеб. На них мы и заснули.

Отдохнув, обогнули Казанку, миновали еще село и вышли к небольшому, утопающему в зелени хутору. До прихода гитлеровцев хутор этот был одним из отделений совхоза имени Чапаева.

Вошли в первую хату.

Дверь отворила загорелая женщина средних лет.

- Вы, хлопцы, пленными будете? - сразу догадалась она.

- Да, - подтвердил Вязанкин.

Хозяйка беспокойно оглянулась по сторонам.

- Быстрее заходьте. У нас немецкая экономия, и где-то тут полицаи вертятся.

Не успели мы войти в горницу, дверь с треском распахнулась и в хату ввалились двое хлопцев лет по шестнадцати с повязками полицаев на рукавах.

- Кто такие? - выкрикнул более высокий, с медно-огненной шевелюрой, и потянул с плеча винтовку. - Из плена тикаете, мать вашу… А ну, подымайтесь!

- Куда мы их, Петро? - спросил второй полицай.

- Прямо в Казанку, - ответил рыжий и скомандовал: - Выходи!

Усевшись в двуколку, полицаи положили винтовки на колени и велели нам идти впереди лошади.

- Плохо дело, братцы, - сказал Вязанкин, когда мы выбрались из хутора. - Влипли, как молокососы.

- Эй вы там; не разговаривать! - раздался окрик. [69]

Минут десять шагали молча. Я шел и ломал голову, как выкрутиться из беды, но ничего не мог придумать. Впереди у дороги колыхалась под ветерком нескошенная пшеница. В хлеба броситься? Рискованно, но можно, авось пуля и минует. А дальше? Полицаи поднимут шум, предупредят других, устроят облаву. Нет, такой план не годился.

Захотелось курить. Сунул руку в карман брюк, пальцы нащупали только табачную пыль. Внезапная мысль обожгла мозг.

- Поищите по карманам табачную пыль, - шепотом передал я Василию и Виктору.

- Зачем?

- Надо, - и пояснил: - Ты, Виктор, ближе к лошади. Сделаем остановку, как будто закуриваем. Когда морда коня окажется рядом, брось ему пыль в глаза.

Клементьев понимающе подмигнул.

Табачной пыли набрали целую горсть. Часть ее пустили на закрутку.

- Вперед, не останавливаться! - крикнул один из молодчиков.

- Пан полицай, - заискивающе произнес Василий, - нам только закурить.

Бедарка медленно приближалась. Виктор, скосив глаза, следил за ней.

- Давай, - шепнул я, - рядом уже.

Клементьев метнулся к коню и швырнул табачную пыль в его огромные агатовые глаза. Животное вскинуло морду, жалобно заржало и резко рванулось в сторону, угодив передними ногами в неглубокий кювет. Двуколка перевернулась, полицаи покатились по земле. Винтовки остались на дороге. Мы с Василием бросились к оружию, Виктор подскочил к полицаям.

- А ну, снять ремни, живо!

Те молча повиновались. Виктор скрутил им на спине руки.

- Что делать с сопляками? - спросил Василий.

- Расстрелять изменников, - просто ответил Клементьев.

Парни побледнели, потом повалились нам в ноги. Отправлять на тот свет этих мальчишек мы и не собирались, но, чтобы проучить их и нагнать больше страху, [70] разыграли сцену. Виктор настаивал на расстреле, Василий слабо противоречил, я помалкивал. Поняв, что от моего слова зависит приговор, полицаи все внимание обратили на меня.

- Сжальтесь, дядько, - канючил Петро. - Мы не по своей воле пошли в полицаи. И лошадь и двуколку берите, только отпустите нас.

- Отпусти вас, так вы стрекача и сразу в Казанку за гитлеровцами.

- Мамой клянусь, никому ни слова не скажем!

- Маму вспомнил, падло! - презрительно бросил Клементьев. - А когда немцам продавался, о матери забыл? В советской школе учился, советские книги читал, а в душе кулаком оставался. Наверное, батька твой из раскулаченных?