Временами отчаянье с головой накрывает обитательниц Серых садов. Маленькая Эди говорит: “Не могу пережить еще одну зиму в Ист-Хэмптоне. Здесь я никогда не похудею. Мне нужно уехать в Нью-Йорк и жить своей жизнью. Я приехала сюда, чтобы заботиться о матери, однако теперь мне это осточертело. Но никто не заботится о ней кроме меня. Мои дни в Серых садах сочтены. Я больше не хочу быть здесь, не нравится мне этот деревенский дом… ”. Но она всё равно не уезжает.
Вокруг высятся горы объедков и пустых консервных банок, – а дамы Бувье Билл, удобно устроившись на кроватях, не спеша лакомятся мороженым прямо из ведерочек и обсуждают, с чем лучше есть печеночный паштет – с лимоном или с майонезом, на ржаном или пшеничном крекере. Тут и там снуют вездесущие кошки, на полу и стенах – старые фотографии и портреты вперемешку с паутиной и плесенью, ветер завывает в опустевших комнатах, – а Большая Эди вдруг начинает петь, и глаза ее светятся, как в молодости:
Свой стиль Эди гордо называет “революционным”, хотя он и порожден страшной нищетой. Возможно, именно в этой удивительной парадоксальности, окружающей мать и дочь, кроется что-то магическое, отталкивающее и одновременно притягивающее к Серым садам.
Несмотря на опустошающую бедность – мать и дочь живут на 300 долларов в месяц из наследства семьи Бувье – они не соглашаются продавать поместье. “Серые сады – это мой дом. Это единственное место, где я полностью чувствую себя собой”, – говорит Большая Эдит.
В 1971 году в Серые сады приезжают инспекторы из местной санэпидстанции – по просьбам обеспокоенных соседей. Проверяющие приходят в ужас от увиденного, обитательницам предписано немедленно освободить непригодный для жизни особняк.
Обе Эди наотрез отказываются. История мгновенно попала на первые страницы газет: родственницы Жаклин Кеннеди, бывшей первой леди, – живут в нищете! Ужасающее издевательство над социальными, этическими, общечеловеческими нормами и устоями – и не где-нибудь, а в самом сердце заповедника американской элиты. Вскоре ситуация в Серых садах приобрела международный резонанс, и Жаклин Кеннеди в конце концов выделила деньги на уборку и ремонт дома.
Однако к приезду режиссеров братьев Мейслес в 1975 году, когда снимался принесший славу Серым садам документальный фильм, всё вернулось на круги своя. Дом вновь выглядел запущенным, окна скалились разбитыми стеклами, еноты и кошки сновали сквозь трещины в стенах, разросшиеся кусты и деревья плотным кольцом подступали к самым дверям. Природа вновь победила, человек, лишенный воли, вновь подчинился. Оставь надежду, всяк сюда входящий…
Почему же на протяжении более сорока лет история Серых садов не сходит со страниц различных изданий? Как Большой и Маленькой Эди удалось так прочно войти в американскую культуру, стать иконами стиля, героинями нескольких киноэкранизаций и театральных постановок? На эти вопросы есть множество разных ответов, и каждый найдет для себя наиболее очевидный и правдоподобный. Кто-то скажет, что дело в родстве с семьей Кеннеди, кто-то обвинит журналистов и киношников в чрезмерном раздувании сюжета, кто-то вспомнит про модный ныне эскапизм, и наши героини для них – классический пример осознанного (а бывает ли другой?) дауншифтинга. А может быть, найдутся люди, которых просто покорит история отношений матери и дочери, верных друг другу до конца несмотря на все видимые противоречия.
Осыпающиеся стены, прохудившаяся крыша, сгнивший пол, прошлогодняя листва под ногами – это метафора их жизни, частых ссор, несбывшихся надежд, невыполненных обещаний, упущенных возможностей. Как два экзотических цветка, неприспособленных к жизни без солнечного цвета, Большая и Маленькая Эди задыхались в сумраке Серых садов, но не могли – и не хотели – измениться. Единственным способом выжить для них был союз с окружающей природой, подчинение ей. В этом смирении они обрели свое счастье – понятное только им одним.
После осени и зимы всегда наступает весна. Каким бы запущенным ни был сад, растения продолжают тянуться к солнцу, распускаются и благоухают цветы самых необыкновенных оттенков, морской ветер колышет изумрудную молодую траву… Точно так же, подобно зеленым листочкам, вдруг покрывающим ветви вековых деревьев, жизнь движется вперед – несмотря ни на что.