Всё уладится

В "Баррикаде" он взял за двадцать пять копеек билет на новый польский фильм "Анатомия любви". Подруги жены фильм усиленно хвалили, но возвращалась жена с работы поздно, и все было никак не выбраться в кино.

Фильм Чижикову не понравился. Актрисы все были милые и долгоногие, главный герой крепколицый и совестливый, они увлеченно работали, модно одевались, жили в просторных квартирах, и какого лешего они при этом дергались и закатывали сцены, оставалось совершенно неясным.

Потом он отправился в Русский музей. На выставке современных художников увидел он замечательную картину: в тайге, на опушке, стоит маленький бревенчатый дом, над крышей дымок струится, рядом бежит прозрачный ручей, и треугольник каких-то птиц - гусей, наверное - или лебедей? - тянется на закат. Картина Чижикову понравилась чрезвычайно. Он долго стоял перед ней, все вздыхал; ему представлялось, как хорошо было бы жить далеко в лесу, в такой избушке, топить печку, подкладывая поленья в дружелюбный огонь. Он купил бы себе двустволку и ходил на охоту, стрелял бы тетеревов на полянах, а может быть, и оленей. Зимой можно кататься на лыжах, а летом купаться в ручье, собирать ягоды и лежать в щекочущей траве, смотреть, как в небе косяки птиц из знойной далекой Африки плывут в северную тундру.

- Сколько можно говорить, что музей закрыт!

- Что?!

- Закрыт музей! - закричала смотрительница и замахала руками. Идите, пожалуйста, на выход, русским языком вам сколько уже долдоню!

Чижиков подумал, что надо идти домой, и на душе у него стало плохо.

Стемнело уже, на тротуарах стояли грязные талые лужи, туфли у Чижикова промокли. Завернул в гастроном - продукты обычно он покупал - но какая-то усатая толстая старуха нахально влезла перед ним в очередь, продавщица наорала на него, что чек не в тот отдел, он совсем расстроился, сдал чек в кассу и ушел.

А зашел он в винный магазин на углу Герцена, выпил залпом два стакана вермута, подавляя гадкое чувство, и пешком, не торопясь, зашагал к себе на Петроградскую.

Медленно поднялся он по истертой лестнице на пятый этаж. Тихонько открыл тугую дверь. На кухне соседка Нина Александровна жарила какую-то чадящую рыбу. Она тут же зашевелила чутким носом, уставила на Чижикова круглые злые глаза болонки.

- Пьяный явился, - нехорошим голосом констатировала Нина Александровна.

- Ну, что вы. - Чижиков заискивающе улыбнулся, старательно вытирая ноги.

- Нарезался, милок! - наращивала Нина Александровна. - Вот так и живешь в одной квартире с алкоголиками! Ночами, понимаешь, курит, топает в коридоре, кашляет под дверью, а днем пьет!

- Молчать!! - белогвардейски гаркнул Чижиков, меняя цвета лица, как светофор.

Глюкнула Нина Александровна, забилась в угол, тряся крашеными кудельками. Победно топая, Чижиков прошествовал к своей комнате по узкому коридору.

- Ах ты паразит! - взбеленилась Нина Александровна вслед. - Я к участковому пойду, я квартуполномоченная, я тебя выселю отсюдова, пьяная морда!

- Расстреляю! - Чижиков запустил в нее резиновым сапогом и вошел в комнату.

Фамилия Нины Александровны была - Чижова, и Чижикова этот факт приводил в бешенство.

В комнате Ильюшка, сынок, готовил уроки. Блестели очки в свете настольной лампы, топорщились красные уши. Остался, бедолага, во втором классе на второй год. Эх, ушастенький-очкастенький ты мой. Чижиков подошел к сыну, погладил по голове.

- Учись, сынок, учись. Перейдешь в третий класс - велосипед куплю, как обещал.

- "Орленок"?

- "Орленок".

Сын поковырял в носу. Доверчиво прижался к Чижикову.

- Пап, а когда мы переедем на новую квартиру?

- Скоро, Ильюшка. Совсем уже скоро очередь подойдет - и переедем.

- Через год?

- Примерно.

- Это же так долго - год!

- Ты и не заметишь, как пройдет. - Чижиков похлопал сына по плечику. - Весна, лето, осень - и все.

- Па-ап, а мы поедем летом на юг? Толька Шпаков ездил, говорит - так здорово.

- Поедем, - решил Чижиков. - Обязательно поедем.

Да, подумал он, возьмем и поедем.

- Есть хочешь? - спросил он.

- Ага.

- Сейчас я чего-нибудь нам сварганю.

Эх, а замечательно было бы пожить в той лесной избушке! И с сыном вдвоем можно...

Жена пришла только в девять часов, когда они на пару смотрели телевизор: бухгалтер, что ее так задерживают?

- Так, - сказала жена. - Телевизор смотрят, а посуда грязная на столе стоит.

- Ну, Эля, - примирительно забурчал Чижиков. - Сейчас я помою. Ну, не волнуйся.

- Еле ноги домой приносишь, а тут грязь, опять впрягайся. Да что я вам, лошадь, что ли?

Ильюшка сжался и опустил глаза в пол.

- Через месяц кооперативный дом сдают, - мстительно сообщила Элеонора. - Хомяковы переезжают.

- Что ж поделать, если у нас нет денег на кооператив? - рассудительно сказал Чижиков. - Скоро получим по городской очереди.

- Твое скоро... - тяжело сказала она. - Другие зарабатывают. На Север вербуются, на целину. Вон Танькин муж полторы тысячи привез за лето строили что-то под Тюменью. А ты разве мужчина? Одно название...

- Ну, Элечка, - пытался Чижиков пойти на мировую. - Вот все-таки сапоги итальянские купили тебе осенью. Шуба, опять же...

Элеонора осеклась, отвела взгляд. Лицо ее пошло пятнами.