Не знаю, как мне удалось сосредоточиться на единственном положительном моменте всей этой истории. Но после многих лет постоянных неудач я не могу не воспринимать это как знак. Я забеременела. Наше чудо частично свершилось.
Грэм роняет мне на руку слезу. Я смотрю на нее, на то, как она скользит по моей коже. Перевожу взгляд на Грэма: нет, он явно не видит в этой ситуации ни одного светлого пятнышка.
– Квинн…
Еще одна слеза выкатывается из его глаза. За все годы, что я его знаю, я никогда не видела его таким подавленным. Я качаю головой: он хочет что-то сказать, но боится, потому что это явно не то, что мне хотелось бы услышать.
Грэм снова сжимает мою руку и смотрит на меня с таким отчаянием в глазах, что я вынуждена отвернуться.
– Когда мы приехали сюда вчера ночью…
Я не хочу слушать, но уши отказываются оглохнуть.
– У тебя было кровотечение.
Я слышу слово «нет» и не понимаю, то ли повторяю его вслух, то ли оно звучит у меня в голове.
– Тебе сделали…
Я сворачиваюсь калачиком и обнимаю колени, зажмурив глаза. Услышав слово «гистерэктомия», я начинаю плакать. Всхлипывать.
Грэм забирается на больничную койку и обнимает меня; так, обнявшись, мы расстаемся с последними крупицами надежды, которые у нас оставались.
23
Прошлое
Мы проводим в пляжном домике последний вечер. Утром мы возвращаемся в Коннектикут. Грэм должен вернуться, потому что завтра днем у него важная встреча. Мне предстоит стирка, а во вторник я возвращаюсь на работу. Мы еще не готовы к отъезду.
Отдых был спокойным и прекрасным, и я уже с нетерпением жду, как мы сюда вернемся. Я даже готова весь следующий месяц подлизываться к маме, чтобы спланировать наш следующий побег сюда. Эту цену я с радостью заплачу за еще один уик-энд совершенства.
Сегодня вечером здесь немного холоднее, чем в последние две ночи, но мне это даже нравится. Я включила обогреватель в доме на полную мощность. Мы часами мерзнем у очага, а потом сворачиваемся калачиком в постели, чтобы оттаять. Такой быт никогда мне не наскучит.
Я только что приготовила нам горячего шоколада. Выхожу на улицу, передаю Грэму его чашку и сажусь рядом с ним.
– Ну ладно, – говорит он. – Следующий вопрос.
Утром Грэм выяснил, что, хотя мне нравится смотреть на океан, я никогда не заходила в него. И большую часть дня он пытался узнать обо мне другие вещи, которых не знал. Теперь это стало для нас игрой, и мы чередуем вопросы, чтобы узнать все, что нужно знать друг о друге.
В первую нашу ночь он упомянул, что нам не стоит говорить о религии или политике. Но прошло уже шесть месяцев, и мне любопытно узнать его мнение.
– Мы еще так и не начали обсуждать религию, – говорю я. – Или политику. Эти темы все еще под запретом?
Грэм запивает шоколадом маршмеллоу.
– А что ты хочешь узнать?
– Ты республиканец или демократ?
Он даже не колеблется.
– Ни то ни другое. Не выношу экстремистов ни с той, ни с другой стороны, поэтому я как бы зависаю посередине.
– Значит, ты один из
Он наклоняет голову.
– Каких «тех»?
– Из тех, кто притворяется, что согласен с любыми убеждениями, лишь бы не ссориться.
Грэм приподнимает бровь.
– О, у меня есть убеждения, Квинн. И очень твердые.
Я подтягиваю ноги, поджимаю под себя и сажусь к нему лицом.
– Хотела бы послушать.
– О чем именно?
– Обо всем, – заявляю я. – Все, что ты думаешь о ношении оружия. Об иммиграции. Об абортах. Обо всем этом.
Мне нравится, что его лицо принимает возбужденное выражение, словно он готовится к выступлению. Это восхитительно: он, оказывается, волнуется, когда выступает.
Он ставит свою кружку на стол рядом с собой.
– Ладно… Давай разбираться. Думаю, что нельзя лишать гражданина права владеть оружием. Но, с другой стороны, процедура его получения должна быть чертовски сложной. Думаю, что женщины должны сами решать, как поступать со своим телом, пока не закончился первый триместр, или по медицинским показаниям. Думаю, что государственные программы абсолютно необходимы, но при этом необходимо внедрить практику, побуждающую людей отказываться от соцобеспечения, а не сидеть на нем. Думаю, что границы должны быть открыты для иммигрантов, если те регистрируются и платят налоги. Я уверен, что жизненно необходимая медицинская помощь должна быть базовым правом человека, а не роскошью, которую могут позволить себе только богатые. Думаю, что плата за обучение в колледже должна автоматически отсрочиваться, а потом выплачиваться в течение двадцатилетнего периода по скользящему графику. Думаю, что спортсменам платят слишком много, а учителям слишком мало, НАСА недофинансируется, траву нужно легализовать, люди имеют право любить тех, кого хотят, а Wi-Fi должен быть общедоступным и бесплатным. – Договорив, он спокойно тянется за кружкой и снова подносит ее ко рту. – Ты еще любишь меня после этого?
– Больше, чем две минуты назад.
Я целую его в плечо, он обнимает меня и прижимает к себе.
– Значит, все прошло лучше, чем я думал.
– Не расслабляйся, – предупреждаю я. – Мы еще не обсудили религию. Ты веришь в Бога?
Грэм отводит глаза и смотрит на океан.