Все твои совершенства

Конечно, именно об этом он и думал. Он не хуже меня понимает все наши проблемы. Жить вместе имеет смысл только при наличии общих интересов.

В машине становится холодно, я возвращаюсь в дом и сажусь на край дивана. В спальню, где спит Грэм, мне идти не хочется. Только что он во всю глотку кричал, что любит меня. Кричал так громко, что наверняка перебудил всех соседей своими воплями и ударами кулаком по металлу. Но сейчас в доме царит тишина. Тишина такая оглушительная, что едва ли даст мне заснуть.

Когда-то мы пробовали посещать психотерапевта, надеясь, что это поможет решить проблемы, возникшие из-за моей борьбы с бесплодием. Но мне терапия наскучила. И ему тоже. Мы даже сблизились на почве общего мнения о бессмысленности терапии. Психотерапевт делает только одно: пытается заставить тебя признать свои внутренние недостатки. Но это не проблема Грэма, и не моя тоже. Мы-то знаем свои недостатки. И признаем их. Мой недостаток в том, что я не могу иметь ребенка, и это приводит меня в отчаяние. Недостаток Грэма в том, что он не может ничего со мной поделать, и это приводит в отчаяние его. И не существует такого магического средства, которое дала бы нам психотерапия. Не важно, сколько мы потратим на то, чтобы решить нашу проблему, ни один терапевт в мире не сможет сделать так, чтобы я забеременела. Так что терапия – это просто утечка средств с банковского счета, и так уже достаточного дырявого.

Может быть, единственное лекарство для нас – это развод. Как странно думать о разводе с человеком, которого я люблю. Но я все равно часто об этом думаю. Думаю о том, сколько времени Грэм тратит со мной впустую. Если бы я его бросила, он бы потосковал, а потом нашел другую. Иначе и быть не может при его-то достоинствах. Он полюбил бы, смог бы завести ребенка и вернуться в тот круг жизни, из которого я его вырвала. Думая о том, что Грэм когда-нибудь станет отцом, я всегда улыбаюсь… Даже с учетом того, что матерью его ребенка буду не я.

Наверное, я не отпускаю его окончательно лишь по одной причине: я верю в чудеса. Я читала статьи, книги и посты в блогах матерей, которые годами пытались зачать ребенка, а потом, когда они уже были готовы сдаться, – вуаля! Беременна!

Вера в чудеса дает мне надежду. Достаточно надежды, чтобы держаться за Грэма, на случай если у нас когда-нибудь случится собственное чудо. Может быть, это чудо исправило бы наше положение. Наложило гипсовую повязку на наш переломанный брак.

Мне хочется возненавидеть его за то, что он поцеловал другую. Но я не могу, потому что в глубине души не виню его. Я дала ему все поводы на свете, чтобы бросить меня. У нас давно не было секса, но я знаю, что дело не в этом. Грэм бы всю жизнь прожил без секса, если бы мне понадобилось. Нет, он позволил себе отвернуться от нашего брака потому, что поставил на нас крест. Когда я училась в колледже, мне поручили написать статью о паре, которая прожила в браке шестьдесят лет. Обоим уже было за восемьдесят. Когда я пришла к ним на интервью, меня буквально потрясло согласие, царившее между ними.

Я предполагала, что за шестьдесят лет совместной жизни люди неминуемо должны осточертеть друг другу. Но эти, похоже, каким-то образом продолжали испытывать по отношению друг к другу уважение и восхищение, даже после всего, через что им пришлось пройти.

Я взяла у них небольшое интервью, и самое сильное впечатление произвел на меня ответ на мой последний вопрос. Я спросила: «В чем секрет такого идеального брака?»

Старик наклонился вперед и очень серьезно посмотрел на меня.

– А у нас не идеальный брак. Ни один брак не бывает идеальным. Временами она хотела уйти. Было еще больше случаев, когда уйти хотел я. Но секрет нашей долгой совместной жизни в том, что желание поставить на нашем браке крест никогда не возникало у нас одновременно.

Я никогда не забуду этот честный и серьезный ответ. И теперь чувствую, что с нами происходит именно это. И уверена, что именно поэтому Грэм сделал то, что сделал. Потому что наконец махнул на нас рукой. Он же не супергерой. Он человек. Ни один человек не стал бы так долго мириться с тем, что от него отгораживаются. А Грэм терпел немало. Прежде он был нашей опорой, а я – слабым звеном. Но теперь все изменилось: слабым звеном стал Грэм.

Беда в том, что я, похоже, тоже сдалась. Я чувствую, что мы оба сдались одновременно, и, возможно, пути назад уже нет. Наверное, я могу все исправить, простить его и сказать, что буду стараться изо всех сил. Но я не очень-то уверена, что это правильно.

Зачем бороться за то, что, скорее всего, никогда не изменить? Как долго два человека могут цепляться за прошлое, в котором обоим было так хорошо, чтобы оправдать настоящее, в котором ни один из них не счастлив?

У меня нет никаких сомнений в том, что мы с Грэмом когда-то идеально подходили друг другу.

Но от того, что мы когда-то идеально подходили друг другу, наш брак не делается идеальным сейчас. Нет, до этого нам далеко.