Все твои совершенства

– Да. Мне даже немного неловко оттого, что я хочу быть мамой. Большинство девочек растут, мечтая об успешной карьере. А мне всегда было стыдно признаться, что я хочу работать дома и иметь кучу детей.

– Чего же тут стыдного?

– Ничего, конечно. Но в наши дни считается, что женщины хотят чего-то большего, чем просто материнство. Феминизм и все такое.

Грэм отодвигает меня, чтобы заняться огнем. Он берет два небольших полена, относит к очагу и снова занимает место рядом со мной.

– Будь тем, кем хочешь быть. Военным, например. Или адвокатом. Или генеральным директором. Или домохозяйкой. А вот стыдиться ничего этого не нужно.

Я люблю его. Как же сильно я его люблю.

– Я хочу быть не только мамой. Хочу когда-нибудь написать книгу.

– Ну, судя по твоим безумным снам, воображения у тебя для этого хватит.

– Может быть, мне их записывать? – смеюсь я.

Грэм улыбается с незнакомым мне выражением лица. Я собираюсь спросить его, о чем он думает, но он меня опережает.

– Спроси еще раз, хочу ли я детей, – говорит он.

– Почему? Ответ будет другим?

– Вот именно. Ты спроси, спроси.

– Ты хочешь детей?

Он улыбается мне.

– Я хочу детей только в том случае, если родишь их ты. Я хочу, чтобы у нас с тобой было много детей. Хочу видеть, как у тебя растет живот, как ты впервые берешь на руки нашего ребенка, хочу видеть, как ты плачешь от счастья. А ночью я хочу стоять в дверях детской и смотреть, как ты укачиваешь наших малышей и поешь им песенки. Даже не знаю, чего бы я хотел больше, чем сделать тебя матерью.

Я целую его в плечо.

– Ты всегда говоришь такие приятные вещи. Хотела бы я тоже выражать свои чувства так, как ты.

– Это ты у нас писатель. Значит, все слова в твоей власти.

– Я же не о писанине. Я, наверное, могла бы записать то, что чувствую к тебе, но никогда не смогу сказать это так, как ты.

– Тогда давай, – говорит он, – напиши мне любовное письмо. Мне еще никто не писал любовных писем.

– Быть того не может.

– Я серьезно. А мне всегда этого хотелось.

Я смеюсь.

– Я напишу тебе любовное письмо, чудак-человек.

– Только, чур, больше, чем одну страницу. И я хочу, чтобы ты рассказала все. Что подумала обо мне, когда увидела меня в первый раз. Что чувствовала, когда мы влюблялись друг в друга. И побрызгай на него духами, как девчонки в старших классах.

– Еще будут пожелания?

– Я бы не возражал, если бы ты вложила в конверт свое фото в голом виде.

Ну, это я, пожалуй, могу.

Грэм сажает меня к себе на колени, так что я оказываюсь на нем верхом.

Он натягивает на нас одеяло, словно закутывая в кокон. На нем хлопчатобумажные пижамные штаны, так что я ясно понимаю, о чем он сейчас думает.

– Ты когда-нибудь раньше занималась любовью на свежем воздухе при десяти градусах тепла?

Я улыбаюсь ему в губы.

– Нет. Но, как ни странно, именно поэтому на мне сейчас нет нижнего белья.

Руки Грэма ложатся на мои ягодицы, он со стоном задирает на мне ночную рубашку. Я немного приподнимаюсь, чтобы он мог освободиться, а затем опускаюсь на него сверху, вбирая его в себя. Мы занимаемся любовью, завернувшись в кокон одеяла, под звуки океана вместо фоновой песни. Идеальный момент в идеальном месте с идеальным человеком. И я точно знаю, что в своем любовном письме напишу ему об этом.

22 Настоящее

«Он целовался с другой».

Перечитываю сообщение, которое собираюсь отправить Аве, но тут же вспоминаю о разнице во времени. Мне совсем не хочется будить ее. Я удаляю его.

С момента, как Грэм сдался и вернулся в дом, прошло уже полчаса, но я так и сижу в машине. Мне слишком больно двигаться. Понятия не имею, виновата ли во всем этом я или он, или никто не виноват. Я знаю одно: он причинил мне боль. И поступил так, потому что я причиняла боль ему. Это ни в коем случае не значит, что он поступил хорошо, но, чтобы понять поведение человека, не обязательно его оправдывать. Теперь мы оба так страдаем, что я даже не знаю, что делать дальше. Неважно, насколько ты сильно любишь: сила любви бессмысленна, если она перевешивает способность прощать.

В глубине души я задаюсь вопросом, возникли бы у нас вообще все эти проблемы, если бы мы сумели завести ребенка. Вряд ли тогда наш брак принял бы такой оборот. Потому что я бы не испытывала такого отчаяния, как в последние несколько лет. И Грэму не пришлось бы ходить вокруг меня на цыпочках.

С другой стороны, может, это неизбежно? Может, ребенок ничего бы не изменил и мы стали не просто несчастливой супружеской парой, а несчастливой семьей? И во что бы мы тогда превратились? В очередных супругов, живущих вместе только ради детей.

Интересно, сколько браков сохранилось бы, если бы не дети. Сколько пар продолжали бы счастливо жить вместе, если бы у них не было детей – цемента, скрепляющего семью?

Может быть, нам стоит завести собаку. И посмотреть, не исправит ли это ситуацию. Может быть, именно об этом думал Грэм, когда сел в мою машину и спросил: «Почему мы так и не завели собаку?»