Я делаю все то, чего Грэм в тот прошлый раз советовал мне не делать. Проявляю эмоции. Злюсь. Плачу. На коленях подползаю к бардаку, который устроила на полу. Собираю осколки помельче и складываю в кучку. Сквозь слезы я не вижу всех осколков. Продолжая плакать, хватаю рулон салфеток, чтобы вытереть вино с деревянного пола.
Я слышу, как льется вода в душе. Он, наверное, смывает с себя следы Андреа, пока я смываю следы красного вина.
Слезы для меня привычное дело, но на этот раз они другие.
Я плачу не из-за того, чего никогда не было. Я плачу о том, что подходит к концу.
Я беру осколок бокала, подвигаюсь к стене и прислоняюсь к ней. Вытягиваю ноги перед собой и рассматриваю, что осталось от бокала. Переворачиваю руку и прижимаю стекло к ладони. Оно пронзает мою кожу, но я продолжаю давить сильнее. И смотрю, как оно все глубже и глубже проникает в ладонь. Смотрю, как вокруг начинает выступать кровь.
Почему-то грудь все равно болит сильнее, чем рука. Намного сильнее.
Я роняю осколок и вытираю кровь салфеткой. Подтягиваю к себе ноги и обнимаю колени, зарываясь в них лицом. Я все еще всхлипываю, и тут в комнату возвращается Грэм. Я обхватываю себя еще крепче, и он опускается на колени рядом со мной. Я чувствую его руку, потом его губы на своих волосах. Он обнимает меня. Он притягивает меня к себе и садится у стены.
Я хочу закричать на него, ударить его, убежать от него. Но все, что я могу сделать, это свернуться калачиком и плакать.
– Квинн.
Его руки крепко обнимают меня, а лицо зарывается в мои волосы. В его голосе, произносящем мое имя, звучит страдание. Ненавижу его. Я затыкаю уши, потому что не хочу слышать его голос. Но он больше не говорит ни слова. Даже когда я отстраняюсь от него, иду в спальню и запираю дверь.
17
Прошлое
Неразлучные.
Вот какими мы стали.
Прошло два с половиной месяца с тех пор, как я якобы «посмотрела» на него в ресторане. Хотя мы проводили вместе каждую свободную минуту, мне все равно казалось мало. Я никогда в жизни никем так не увлекалась. И не думала, что такое возможно. Это не похоже на нездоровую одержимость, потому что, если бы я захотела личного пространства, он бы мне его давал. Просто оно мне не нужно. Он не собственник и не чрезмерно меня опекает. Я не ревнива и не требовательна. Просто время, которое мы проводим вместе, похоже на эйфорическое бегство от мира, и я хочу получить от него как можно больше.
За те десять недель, что мы встречаемся, мы спали порознь всего один раз. Ава поссорилась с Ридом, поэтому я позволила ей переночевать у меня, и мы всю ночь говорили гадости о мужиках и ели нездоровую пищу. Это было до ужаса весело, но через пять минут после того, как она вышла за дверь, я позвонила Грэму. Через двадцать минут после того, как она ушла, он постучал в мою дверь. Через двадцать одну минуту после того, как она ушла, мы уже занимались любовью.
По сути, так оно и было. В течение десяти недель ничего, кроме секса, смеха, секса, еды, секса, смеха и еще раз секса. Грэм шутит, что в какой-то момент мы должны выйти на плато. Но только не сегодня.
– Господи, Квинн, – стонет он мне в шею, падая на меня сверху. Он запыхался, и я ничем не могу помочь, потому что тоже не могу отдышаться.
Этого не должно было случиться. Сегодня Хеллоуин, и нам нужно поехать на вечеринку к Аве и Риду, но, как только я натянула свое развратное платье-футболку, Грэм не смог оторвать от меня рук. Мы чуть не занялись сексом в коридоре возле лифта, но он отнес меня обратно внутрь, чтобы сохранить достоинство. Он согласился нарядиться на Хеллоуин так, как я предложила еще в августе. Мы решили изображать самих себя, только развратнее. Но мы не могли толком понять, как должны выглядеть в образе развратников, поэтому решили просто идти в своей одежде. Зато на мне тонна косметики. Грэм говорит, что его работа состоит в том, чтобы весь вечер меня тискать и вообще обеспечить как можно больше публичных проявлений любви.
Однако сейчас наша одежда валяется на полу, а на моем платье добавилась прореха. Ожидание этого проклятого лифта для нас просто невыносимо.
Грэм наклоняется ко мне и снова утыкается головой мне в шею, целуя меня, пока я не начинаю дрожать.
– Когда я познакомлюсь с твоей мамой?
Этот вопрос возвращает нас на землю, и я чувствую, как вся моя радость улетучивается.
– Никогда, если мне удастся это провернуть.
Грэм отрывается от моей шеи и смотрит на меня сверху вниз.
– Неужели все так плохо?
Я застенчиво хихикаю.
– Грэм, это она добавила слово «престижный» в мои свадебные приглашения.
– Разве ты судила обо мне по моим родителям?
Я в восторге от его родителей.
– Нет, но я познакомилась с ними в первый же день, когда мы оказались вместе. Я даже не знала тебя достаточно, чтобы судить о тебе.
– Ты знала меня, Квинн. Ты ничего не знала обо мне, но знала меня.
– Звучит самонадеянно.
Он смеется.