Все твои совершенства

Я чувствую, что у мамы мне будет даже хуже, чем дома. Я просто не смогу сейчас с ней общаться. Мне нужно самой разобраться со своим дерьмом, прежде чем я позволю ей совать в него нос.

Я даю задний ход на подъездной дорожке, но уже слишком поздно. Входная дверь открывается, и я вижу, как она выходит на улицу, щурясь, чтобы разглядеть, что за машина стоит у дома.

Я роняю голову на спинку сиденья. Сбежала, называется.

– Квинн? – окликает она.

Я выхожу из машины и иду к ней. Она придерживает открытую дверь, но если я войду, то окажусь в ловушке. Я сажусь на верхнюю ступеньку и смотрю на передний двор.

– Не хочешь зайти в дом?

Я качаю головой, складываю руки на коленях и начинаю реветь. Наконец она садится рядом со мной.

– Что случилось?

В подобные минуты мне хочется, чтобы мама действительно сочувствовала мне, когда я плачу, но от нее этого не дождешься. Она просто повторяет заученные движения, жесткой рукой поглаживая меня по спине. Я даже не рассказываю ей о Грэме. Я вообще ничего не говорю, потому что мне мешают слезы. Когда я наконец успокаиваюсь настолько, чтобы перевести дыхание, все выходит намного хуже, чем я хотела, потому что единственное, на что я способна, это спросить:

– Почему Бог дал детей такой, как ты, а мне не дал? – Мама цепенеет. Я тут же приподнимаюсь и смотрю на нее. – Извини. Я не хотела, чтобы это прозвучало так бессердечно.

Но вопрос, похоже, не так уж ее задел. Она просто пожимает плечами.

– Может быть, Бог тут ни при чем, – говорит она. – А просто у кого-то репродуктивная система работает, а у кого-то нет.

Да, в этом, пожалуй, больше смысла.

– А откуда ты знаешь, что я никогда не хотела детей?

Я невесело смеюсь.

– Ты сама говорила. Много раз.

Теперь вид у нее виноватый. Она отводит от меня взгляд и смотрит на передний двор.

– Я хотела путешествовать, – говорит она. – Когда мы с твоим отцом поженились, то планировали, прежде чем купить дом, переезжать в другую страну каждый год в течение пяти лет. Просто чтобы успеть познакомиться с другими культурами до того, как умрем. Но в одну безумную ночь мы забыли про осторожность, а последствием стала твоя сестра Ава. – Она смотрит на меня и продолжает: – Я никогда не хотела быть матерью, Квинн. Но делала, что могла. Честное слово. И я благодарна тебе и Аве. Даже если мне трудно это показывать. – Она хватает меня за руку и сжимает ее. – Да, моя жизнь оказалась не такой, какую бы я себе выбрала, но, черт возьми, я уверена, что сделала все возможное с той, которая мне досталась.

Я киваю, вытирая слезы. Даже не верится, что она признается мне во всем этом. И не верится, что я спокойно сижу и выслушиваю, как она говорит мне, что мы с сестрой вовсе не то, чего она хотела в жизни. Но сам факт, что она так откровенна и даже, если верить ей, благодарна – это уже больше, чем я когда-либо от нее ожидала. Я обнимаю ее за плечи.

– Спасибо.

Она обнимает меня в ответ – равнодушно, не так, как я бы обнимала своих детей, если бы они у меня были. Но она рядом и обнимает меня, и это что-нибудь да значит.

– Ты уверена, что не хочешь зайти? Я бы заварила тебе чай.

Я качаю головой.

– Уже поздно. Мне, наверное, пора домой.

Она кивает, хотя явно не хочет оставлять меня здесь одну. Она просто не знает, что сделать или сказать больше того, что уже сказала, так, чтобы это не выглядело слишком неловко.

В конце концов она уходит в дом, но я уезжаю не сразу. Я еще немного сижу на ее крыльце, потому что пока не хочу возвращаться домой.

И здесь оставаться не хочу.

Вообще не хочу нигде быть.

19 Прошлое

– Я соскучилась.

Я хочу скорчить обиженную гримасу, но мы говорим по телефону, и он все равно не увидит, поэтому я только выпячиваю губу.

– Завтра увидимся, – говорит он. – Обещаю. Просто мне кажется, что я слишком навязчив, а ты слишком деликатна, чтобы сказать мне об этом.

– Ничего подобного. Я грубая и прямолинейная и, если бы хотела, чтобы ты ушел, так бы и сказала.

Это правда. Если бы мне потребовалось личное пространство, я бы ему сказала. И он предоставил бы мне его без лишних вопросов.

– Я заеду за тобой завтра сразу после работы и заберу тебя. И пойдем знакомиться с твоей мамой.

Я вздыхаю.

– Ладно. Но давай поваляемся перед тем, как идти к ней, потому что я уже психую.

Грэм смеется, и по его смеху я понимаю, что мое предложение вызвало у него самые непристойные мысли. Он смеется по-разному, в зависимости от того, что чувствует, и мне страшно нравится угадывать его мысли. Мой любимый вид смеха – утренний, когда я рассказываю ему о том, что мне снилось. Мои сны всегда веселят его, и в его утреннем смехе слышится хрипотца, потому что он еще не совсем проснулся.

– Увидимся завтра.

Он говорит тихо, словно уже скучает по мне.

– Спокойной ночи.

Я поспешно вешаю трубку. Мне не нравится разговаривать с ним по телефону, потому что он все еще не сказал, что любит меня. Я тоже не сказала. Поэтому, когда мы прощаемся, я всегда боюсь, что он решит признаться в любви именно в этот момент. Не хочу, чтобы он впервые сказал это по телефону. Хочу, чтобы он сказал это, глядя на меня.