Тем не менее, факт остается фактом: каковы бы ни были мысли Гесса, полет в Англию он совершил. На этом его связь с Германией навсегда прервалась. Он не участвовал ни в одном из злодеяний, в которых обвиняли военную машину, созданную фюрером. Однако на Нюрнбергском процессе этого странного миротворца обвинили во всех грехах Рейха. А ранее Гитлер обвинил его в предательстве (чего, конечно, Гесс по своей великой любви совершить не мог). Для него это было огромной неожиданностью. Подчиненные Гесса ровным счетом ничего не понимали. После известия, что Гесс исчез, в Бергхофе собрались все высшие чины Рейха.
«Сначала Борман зачитал им письма и бумаги, оставленные Гессом, — пишет Падфельд, — потом Гитлер прокомментировал их. Ганс Франк, не видевший его некоторое время, был шокирован его убитым видом. „Он говорил с нами очень тихим, запинающимся голосом, лучше всяких слов выражавшим овладевшую им депрессию“. Полет он назвал безумием чистой воды. „Гесс, в первую очередь, дезертир, и если он когда-нибудь попадется мне в руки, я поступлю с ним как с обычным предателем. В остальном мне кажется, что этот шаг он совершил под влиянием астрологической клики, которой окружил себя. Таким образом, настало время провести радикальную чистку и освободиться от этого астрологического мусора“». Думается, это высказывание Гитлера должно показать, насколько сам он верил в «астрологический мусор», то есть насколько был мистиком.
Вера в предназначение и мессианство — да.
А вот полный уезд в мистику — нет.
Но Гесс — верил.
Даже дата его необъяснимой эскапады в Англию была неслучайной.
«Знаменательно то, — пишет Падфельд, — что 10 мая луна находилась в почти полной фазе (что давало явные преимущества для ночной навигации), к тому же в созвездии Тельца находилось шесть планет. Какое значение это могло иметь для Гесса, невозможно сказать без писем, оставленных им для Гитлера, Ильзе и Карла Хаусхофера». Впрочем, Падфельд тут же противоречит самому себе: «Но в последующих его записях ничто не говорит об астрологической подоплеке выбора даты полета. Только подпорченные страницы дневников Геббельса и основанные на слухах показания тех, кто присутствовал в Бергхофе и слушал чтение Борманом писем Гесса и опустошительные комментарии Гитлера. В партии Гесса знали как чудака, помешанного на астрологии, гомеопатии и прочих методах нетрадиционной медицины. Не исключена возможность, что, основываясь на этом, Гитлер, Геббельс и Борман представили его чокнутым и возложили ответственность за случившееся на астрологов, якобы отправивших его в Британию. Под влиянием этого многие астрологи и ясновидцы были арестованы, но сколько времени содержались они в заключении или концентрационных лагерях, неизвестно. В Бергхоф одновременно с Альбрехтом Хаусхофером был доставлен лишь один из них — швейцарский астролог Карл Краффт. Официальное объяснение, данное рейхсляйтерам и гауляйтерам в Бергхофе и несколько позже Генеральному штабу, сводилось к тому, что из-за британских устремлений Гесс находился в состоянии стресса. Он очень переживал из-за того, что два нордических народа рвут друг друга на части; он хотел быть боевым летчиком, но вторично получил отказ».
Очевидно, что объяснение Генеральному штабу гораздо разумнее «астрологического мусора»: Гесс, действительно, переживал из-за нарушения законов геополитики своего учителя и из-за несогласия между немцами и англичанами, и — зная воззрения Гесса — он мог видеть в этом несогласии только одну причину — тайные козни мирового еврейства. Ведь говорил же его любимый фюрер, что английская кровь из-за особенностей английской истории оказалась сильно разбавлена еврейским элементом!
Гитлер боялся только одного: что Гесс проболтается о немецких тайнах. Единственное, что внушало Гитлеру оптимизм: Гесс просто не знал важных тайн, он по роду своих занятий был привлечен к другой деятельности — доносил идеи Гитлера до масс. Эти идеи Гитлер никогда ни от кого и не скрывал, а реальные тайны для Гесса были такими же секретами, как и для всех непосвященных. До конца жизни он, видимо, считал, что Гитлер не имеет отношения ни к развязыванию войны, ни к убийствам людей — все это придумали союзники, чтобы провести показательный процесс, ничем не отличающийся от советских показательных процессов 1936–1938 годов.