— Вот же брехушка! — возмутилась сестра Аннунциата. — И как язык не отсохнет врать святой сестре? Разве что Милосердная дает тебе шанс, окаянной, не провалиться за это в бездну! Клюв! А хвост не заметила? Может, еще чешую рассмотрела? В гладильную и на покаяние, грешница!
Сестра Аннунциата явно не доспала, потому, пылая праведным гневом, удалилась, а я скривилась.
— Я думала, ты меня поняла, — холодно произнесла я, заметив, что в дверях спальни стоит мрачный отец Андрис и покачивает головой. — К покаянию добавляю уборку в спальне. Развели здесь бар… — Совсем несвойственное святой сестре сравнение комнат при монастыре и веселого дома. — Бараний хлев. На ваши спальни прихожане жертвовали от души во имя милости Лучезарной! Плотники работали бесплатно во имя ее! Во что за несколько дней вы превратили их труд? Молитесь, кайтесь и думайте о грехах своих!
Был день заказов, я полностью доверилась сестре Аннунциате, и когда она после обеда позвала меня к себе, я пошла с замирающим сердцем. Сестра, гордая и сияющая, открыла свой «сейф» — к деньгам она относилась с должной осмотрительностью — и показала, сколько мы заработали по моему новому методу.
— Только скверно, что у них много времени на болтовню, — пожаловалась сестра. — Того и гляди, начнут выдирать друг другу космы. Живут теперь как графини, а нутро как было гнилое, так и есть. Думаете, сестра, они довольны?
— Нет? — спросила я и села.
— Да если бы искали подвох, — со вздохом откликнулась сестра Аннунциата. — Вчера захожу — опять синяки и патлы драные. В той спальне, где Лоринетта.
— Почему вы сказали именно о ней? — тут же уцепилась за это я. — Сестра, как Лоринетта вообще оказалась здесь?
— Отец отправил. — Она запечатала «сейф» — и в самом деле она была магом, села, повернувшись ко мне, и, к моему великому удивлению, вместо бутылки с вином достала меренги, которые начала для монахинь и детей печь сестра Эмилия. — Угощайтесь, сестра, а то вы и позавтракать не успели толком… Но вот почему — то ли над ней насилие учинили, то ли она совратила кого. И она молчит, а отец сказал «развратна». И поди добейся от него, да нам и не надо.
— Она считает, что отсюда выйти — так лучше к гулящим девкам, — заметила я.
— Так пусть ступает, как будто ее кто держит, — буркнула сестра Аннунциата и слопала меренгу. — Так-то вон те, кого вы на молитву отпускаете, не устают Лучезарную благодарить за вас. Я подслушала, хоть и грешно чужие мольбы узнавать.
Как бы то ни было, никакого смущения за этот грех сестра Аннунциата не испытывала.
Я проснулась ночью от крика, именно я, Елена Липницкая, потому что сестра Шанталь удерживала меня от подобных высказываний и даже мыслей.
— Я этой овце сейчас сама пойду выдерну скальп, — проворчала я, имея в виду порядком утомившие меня истерики Лоринетты, и тут же сестра Шанталь встревоженно зашептала, что так негоже. — Ну да, ей есть кому выдрать лохмы и без меня…
Но крики были иные. Не те, что утром, и за окном стояла тихая, тихая ночь, но что-то мне подсказало — не все так просто. Криками не будили весь монастырь, скорее наоборот, пытались не потревожить, но я высунулась в коридор и увидела, что сестра Доротея тоже приоткрыла дверь своей кельи и вслушивается.
— Что случилось? — спросила она меня, хотя очевидно было, что я узнать могла только божественным провидением. — Что там за крики?
— Пойдем посмотрим, — предложила я, но сестра Доротея была более щепетильна, чем я, и скрылась в келье — накинуть на себя что-то. А я быстро пошла в направлении спален насельниц и вдруг поняла, что крики идут совсем не оттуда.
Со стороны кухни. И оттуда же тянет гарью.
Глава семнадцатая
Что могло загореться? Само помещение кухни рассчитано на то, что в нем постоянно огонь, в эти века — так особенно, и пусть монастырь на горе, ничего это не значит. Любая неосторожная искра могла выкосить целый город, и люди, не знавшие правил элементарной гигиены, опасность огня осознали примерно тогда же, когда научились его добывать. Ужин закончился часов пять назад, завтрак готовят с утра, деревянные столы надо еще умудриться поджечь, и шума и запаха гари было бы намного больше, если бы полыхало промасленное дерево.
Путаясь в подоле рубашки, я добежала до кухни-столовой. Проснулась я не одна, слышались торопливые шаги, пропуская меня, прижалась к стене Лоринетта, которая явно не хотела лишний раз попадаться мне на глаза, потом я различила голоса Джулии и еще какой-то женщины, с которой так близко пока не сталкивалась.
— Ах, Милосердная, да что же такое! Сбивай, Джулия, сбивай!
— Да не крутись ты у меня под ногами!