Все против попаданки (СИ)

Не то чтобы мне туда было надо, но я надеялась напроситься с отцом Андрисом. Меня начал привлекать и интересовать этот мир — за пределами монастыря.

Солнце всходило быстро и ярко, словно на востоке появлялась светлая вспышка и растекалась по небу, скрывая звезды. Деревья стояли неестественно-розовые в свете рассветных лучей, и капли росы дрожали на листьях алмазами. Утром святой сад заливал нежный цветочный аромат, днем он превращался в невесомый пудровый запах и к вечеру раскрывался тяжелым шлейфом ночных цветов. Я подходила к восточной стене и смотрела с горы на дорогу, город и бескрайнее море, и иногда до меня доносился пусть не шум волн, но едва уловимый вкус соли, и оседал на моих губах. По утрам блестели шпили городских церквей и белоснежные паруса шхун цветками чубуша играли на синем фоне. Да, я хотела узнать этот мир — я уже его не боялась, несмотря на угрозы, которые не миновали.

Не миновали, и поэтому детский сад был закрыт, как и задний двор. Как и еще одно крытое пространство, где я приказала сделать все-таки сушильню. «Так будет выветриваться затхлость», — сказала я, и сестра Аннунциата молча указала на двух женщин, назначив им послушание. Сестра Аннунциата крутилась в прачечной так, что однажды после вечерней молитвы призналась мне, что вот уже два дня она забывает выпить дозволенную ей шестую часть кружки.

А я приходила в чадолюбивый кров и пыталась увидеть то, о чем боялась думать.

Дети учились шитью и грамоте. Отец Андрис и Микаэль, который перебрался в наш прихрамовый домик, получив послушание от своего настоятеля, читали им «Слово». Монашек был добрый и светлый, дети тянулись к нему, и я была очень удивлена, когда узнала от отца Андриса, что Микаэль — средний сын богатого аристократа и в миру носил графский титул, правда, недолго — поняв, что он награжден даром Миракулума, он упросил отца отдать его в воспитание в монастырь. И, черт меня возьми, этот парень был абсолютно на своем месте. 

К моему огорчению, он занял место, на которое вот-вот нацелилась я — в коляске отца Андриса: отправился в город за игрушками и детскими книгами. Не было его два дня, потом он появился в роскошном экипаже с гербом, в сопровождении всадников, и привез огромную сумму денег в казну церкви и монастыря — пожертвование родителей и старшего брата, а также много дорогих игрушек, несколько колыбелек для самых младших и — просто чудо! — настоящие детские книги. Религиозные, и я сама потратила не один час, рассматривая великолепные иллюстрации. Печать здесь была, примитивная, но все же, а рисунки выполнялись вручную. Микаэль сиял, я была готова обнять его — а почему бы и нет, подсказала мне сестра Шанталь, ведь мы все — братья и сестры, слуги Милосердной.

Что же, я действительно была благодарна, и не только за щедрые дары. Дети наконец-то вели себя как все дети — и когда я увидела, как они носятся по не совсем еще готовой детской площадке, не сдержалась, дала волю натуре сестры Шанталь и провела два часа в искренней и благодарной молитве Лучезарной.

После вернулась — и снова не увидела ничего, что могло бы расстроить меня и одновременно обнадежить. Юная Тереза вела себя, как и подобает девочке-подростку, помогая Микаэлю расставлять фигурки к вечернему уроку. 

Я не видела в ней чудовище — но оно должно было быть. Или нет, все зависело от того, прав ли брат Грегор, а он не появлялся, и я начала уже подумывать, что стоит как-то дать ему знать — глифы снова требуют внимания… Они не требовали, просто брат был мне нужен.

Кто же прав, думала я, засыпая, брат Грегор, маг и охотник на монстров, или маг и священник отец Андрис? Кто прав?

Гарпия появилась у нас ранним утром. Я проснулась от дикого вопля и, даже не подумав одеться, бросилась к спальням насельниц. За мной спешили сестры, сестра Эмилия кинулась в прихрамовый домик к отцу Андрису. Женщины вопили, сбившись в угол, и это была спальня «лентяек» — уже отремонтированная и уже, увы, порядком загаженная. Напомнив себе после того, как я выясню, что происходит, устроить насельницам подходящий разнос, я подбежала к окну.

Никого. Ни единого следа, что что-то было. Ни примятых листьев, ни сбившегося песка на дорожках. Сестры осторожно приблизились, что-то забормотали, я обернулась к жавшимся друг к другу насельницам.

— Кто первый ее увидел? Кто поднял крик?

Женщины оглядывались, указывали одна на другую, и никто мне не признавался. Я сообразила — они опасаются, что я потребую гарпию описать, но сложно описать то, что ты ни разу не видел.

— Так кто? — повторила я. — Ладно. Кто-то из вас точно узнал голос. Кто кричал?

— Она, — и Жюстина указала на Лоринетту. — Я уже не спала, сестра, шила дочери Розы распашонку у нашего окна. Я ее голос узнала.

Я повернулась к Лоринетте. Рядом стоявшая женщина тоже кивнула.

— Так расскажи мне, как она выглядит, — приказала я. — Все послушают. Ведь больше никто ее не увидел? Или увидел? На что похожа гарпия?

Лоринетта гордо вздернула голову. В ее положении оставалось лишь банковать.

— Большая, святая сестра, и черная. У нее крылья. И огромный клюв.