Все по-настоящему

— Я вижу, глупая… Почему ты сразу мне не позвонила?

— А что бы ты сделал? — всхлипываю.

— Не знаю, Татка. Наверное, просто был бы рядом. Ну, или, по крайней мере, разогнал бы этих всех… гостей. Ну, вот почему ты их сама не выгнала?

— Не знаю, — всхлипываю. — Думала, они, наоборот, помогут мне как-то отвлечься. О господи! — отталкиваю Клима и сажусь на постели, обхватив горящие щеки ладонями. — Гости! Как же мы… Что же они… — не нахожу слов. — Что они о нас подумают?

— А ничего. Я скажу все, как есть. И разгоню их.

— Что ты? Зачем?

— Затем, что не до гостей нам! Они не дураки. Поймут. А вообще это не их дело, чем я за закрытыми дверями спальни со своей женой занимаюсь.

Клим осторожно встает с постели и заправляет рубашку в брюки. А у меня нет сил даже просто на то, чтобы ему возразить. Перед тем, как уйти, он заставляет меня перекатиться на освобождённый от покрывала край кровати, чтобы, окончательно то стащив, завернуть меня в теплое одеяло.

— Что ты делаешь?

— Спи. Я скоро приду.

Еще нет и девяти, но меня и впрямь клонит в сон. И веки такие тяжелые, что держать глаза открытыми просто невозможно. Но я все же не позволяю себе уснуть, пока Клим топчется у двери.

— Что-то не так? — решаю уточнить причину заминки. Терентьев бросает на меня непонятный взгляд через плечо, а потом и вовсе поворачивается ко мне передом и с намеком опускает взгляд вниз.

— Ох, — выдыхаю я. Да уж… Как-то я забыла, что ни один мужчина, если он, конечно, не импотент, не сможет остаться равнодушным к тому, что происходило минутой ранее. Стояк моего мужа — наглядное тому подтверждение. В смысле… тому, что он неравнодушен. В его потенции я никогда не сомневалась.

— Прости… Я не знаю, что на меня нашло. Жаль, что так вышло.

— Ну, привет! Ты меня, что, добить решила? Жаль ей… — хмурит брови мой муж и опять отворачивается.

— Клим! Я не… — запинаюсь, не совсем понимая, что мне нужно сказать, чтобы все не испортить, но он лишь отмахивается от меня, будто уверен, что ничего толкового я сейчас не скажу, и выходит прочь из комнаты. И без него мне даже под толстым пуховым одеялом становится холодно и неуютно. Обрывки тумана, которые Клим разогнал по углам комнаты, потянулись ко мне цепкими щупальцами, грозя опять поглотить все кругом. Возвращая меня в кошмар сегодняшнего дня. К маленькому мальчику, которого я потеряла. К его безутешным родителям, которым вынуждена была об этом сказать… Зажмуриваюсь, как ребенок, и прячусь с головой под одеялом. Мне бы только до возвращения Клима продержаться. Мне бы только дождаться… его.

Глава 12

Клим

В ту ночь мной овладевает бессонница. И дело вовсе не в привычке ложиться далеко за полночь. Просто я не могу не думать о том, что произошло. Как-то в голове не укладывается такая реакция Татки. Я всегда думал, что врачи — довольно циничные люди. Иначе в их профессии просто не выжить. Но Таткина боль такая сильная, что ее, кажется, можно потрогать руками. И я просто не понимаю, как она может продолжать свое дело, если принимает так близко к сердцу все то, что в ее профессии порой неизбежно.

А еще я сам довольно странным образом реагирую на происходящее. Будто оно касается меня напрямую. Нет, я не испытываю даже тени Таткиных чувств, но… при виде ее такой у меня начинают ныть зубы от бессилия и еще какого-то странного ощущения, природу которого я пока не могу понять.

Тата спит беспокойно. Ворочается с боку на бок, хмурит соболиные брови. И, если честно, я смотрю чаще на нее, чем в распечатки с аналитическим отчетом, который планировал изучить к завтрашнему совещанию. Откладываю бумажки, снимаю очки и, погасив ночник, выхожу из спальни.

Из гостиной, потягиваясь всем телом и зевая, выплывает Стасян. Я все еще не понял, как он оказался обрит едва ли не налысо. И даже не разобрался с директором гостиницы для животных, в которой его умудрились потерять. Так, устроил им грандиозный шухер в день возвращения из командировки — и на этом все.

Подхватываю кота на руки. Чешу за ухом:

— Это кто тут у нас такой усатый-полосатый? Проголодался? Пойдем… Я тебе мяска дам…

Прохожу в кухню, не прекращая глупой беседы с котом, и чуть притормаживаю, когда встречаюсь взглядом с отцом. А я-то думал, в кухне просто забыли выключить свет. Не тут-то было.

— Не спится?

Пожимаю плечами. Спускаю Стасяна с рук, и пока он ласково бодает мои ноги лбом, достаю из холодильника говяжью вырезку и молоко, гася в себе желание уйти, чтобы не продолжать беседу. В конце концов — это моя кухня.

— Много работы, — бросаю мясо на разделочную доску и поднимаю взгляд на отца.

— Саша говорил мне, что ты затеял. Признаться, я уже давно хотел предложить тебе присмотреться к этому направлению повнимательнее…

Ага! Заливай-заливай… Хотел он!

— Так почему же не предложил?

Наливаю молоко в стакан и ставлю в микроволновку. Сколько себя помню, с бессонницей я всегда боролся именно так — теплым молоком с медом.

— Наверное, потому, что любую мою идею ты воспринимаешь в штыки.