Все оттенки черного

— Это все, что вы можете сообщить мне по поводу заданных вам вопросов о трех совершенных здесь убийствах? — спросил Колосов.

— Имеющий уши да слышит. А вам, — Хованская тяжело глянула на Катю, — я бы не советовала вмешиваться в это в дело. Вы не следователь. Вас не сковывают профессиональные обязанности. Вам лучше отойти в сторону, милая девочка. Все это не предмет для удовлетворения любопытства. Иначе все это кончится большими, большими слезами, а может, чем-то и похуже.

— Завтра утром вас вызывают в местную прокуратуру. Вот повестка, распишитесь. — Колосов вытащил из кармана бланк. — Советую хорошенько подумать над вашими ответами следователю. Он человек занятой и не будет терпеть этого бреда. И только попробуйте не явиться туда завтра, Юлия Павловна.

— Наденете на меня наручники? Может быть, попытаетесь прямо сейчас?

— Нет, не захватил, — Колосов улыбнулся. — Жаль, правда? И последнее: где ребенок? Я должен поговорить с Антоном. Кстати, мы сделали запрос в детский дом. Думаю, ответ на днях придет. Вы завтра, Юлия Павловна, не забудьте захватить к следователю документы, подтверждающие вашу опеку над мальчиком. С ними хотят ознакомиться детально.

Хованская медленно направилась к дому, вывела на крыльцо Антошу. Он тревожно и как-то подслеповато смотрел на я них, потом вопросительно глянул на Хованскую.

— Ничего, иди. Все хорошо, — она потрепала его по затылку.

— Давай-ка, парень, до калитки с тобой пройдемся. — Колосов, едва мальчик подошел, положил ему на плечо руку. — Что, испугался?

— Я? — Антоша дернул плечом. — Вас, что ли?

— Слушай, парень, ты человек, вижу, взрослый, соображаешь хорошо. В общем, мужик настоящий, с большой буквы. — Колосов и правда говорил с ним как с ровесником, а «взрослый» едва-то до локтя ему доходил. — Я вот о чем тебя спросить хотел: у тебя тут в доме своя комната есть?

Катя насторожилась: о чем это Никита?

— А как же, — мальчишка кивнул головой на дом. — Во-он окно с голубой занавесочкой, второе слева на первом этаже.

— А ты что ж, темноты, что ль, боишься?

— Я? Кто вам сказал?

— Кто! Сказали вот. Не ночуешь ты в комнате своей, парень, — Колосов покачал головой. — Что, неправда разве?

— Кто вам сказал, что я боюсь темноты?

— Ну один-то ночью не остаешься. Все к тете Юле жмешься. А ведь большой совсем парень. Мужик, а?

Антоша посмотрел на Катю. Та напряженно слушала этот странный разговор.

— Или, может, она сама тебя в спальню приглашает по ночам, а, Антоша? Тетя Юля твоя… Что ты там наверху в ее постели делал?

— Когда? — спросил мальчик.

— Когда я тебя там видел. Забыл? — Колосов смотрел на него сверху вниз и говорил таким тоном, каким, как казалось Кате, просто недопустимо говорить с ребенком.

— Ничего я там не делал, — буркнул Антоша и вдруг криво усмехнулся. — А темноты я боюсь так же, как и ты. Понял, долговязый? — Он быстро глянул на Катю и… вдруг сильно и неудержимо начал заливаться румянцем.

— С Карауловым надо поговорить насчет медицинского освидетельствования пацана, — сказал Колосов, когда они шли к опорному пункту. — И психолога детского надо тоже будет подключить… Ну, это сам наш прокурорский Мегрэ решит. А мы…

— Никита, даже если вы задержите Хованскую или Смирнова, это дело при том раскладе фактов и улик, какой у нас налицо сейчас, даже до суда не дойдет. Развалится на стадии предварительного следствия, — сказала Катя. — Внуши это самое, пожалуйста, Караулову. А то он зелен еще, как шпинат на грядке.

— Ты хоть сама-то врубилась насчет того, что она нам там сейчас проповедовала? — мрачно спросил Колосов через несколько шагов.

— Если отбросить демоническую, пророческую фразеологию, то получается, что Хованская пыталась дать понять, что она сама лично никого не убивала. Что все происходит помимо ее воли. И она воспринимает случившееся как некий кем-то предопределенный ход событий, который уже нельзя остановить. И все это, по ее убеждению, как-то связано со Смирновым… — Катя закусила губу. — Для нее самой и для режиссера убийства выступают в роли неких знамений в их общении с… ну, в общем, с духами тьмы. Ах ты боже мой, — Катя махнула рукой. — Кому рассказать — ведь не поверят! При таком плачевном раскладе, Никита, повторяю, дело даже до суда не дойдет. И допросами, и очными ставками вы от них все равно ничего не добьетесь. Это и точно как от стенки горох. Как, помнишь, с сайентологами было, кош у них в офисе секты обыски проводили. Их спрашивают, а они гимны поют. И чем настойчивее их спрашивают, тем громче и дружнее они поют.

— Старая сука. — Колосов мрачно сплюнул себе под ноги.

— Не знаю, но у меня такое ощущение, будто она нам намекала, что тут произойдет что-то еще, — Катя зябко поежилась. — Мне действительно страшно, Никит. Эта женщина меня пугает. Все, кто общается с ней, а через нее как через посредника со всей этой мистикой, рано или поздно… отдают концы.

— Или им помогают отдать, как Сорокиной и Тарантинову, — хмыкнул Колосов.