Все оттенки черного

Покинув агентство, Смирнов поехал… Колосов слушал адрес: фигурант, так и не дозвонившись жене, видимо, решил навестить родные пенаты. У подъезда он отпустил машину и нажал код домофона.

— Если он дома зависнет, я с вашего разрешения, Никита Михайлович, оставлю по этому адресу машину и группу а остальных переброшу пока на другие участки, — известил Колосова начальник дежурной смены.

— Только держите меня в курсе, если что появится, — попросил Колосов.

Он дал отбой телефону, и тут его отвлекли на несколько минут: в Старо-Павловском ОВД начался вечерний инструктаж участковых инспекторов, обслуживающих прилегающие к Май-горе и Заречью поселки. Личный состав этих отделений милиции был переведен на усиленный вариант в связи с нераскрытой серией убийств. Участковым требовалось дать очередные ЦУ, и роль «указующего начальственного перста из главка», естественно, пришлось исполнять Колосову.

Когда он наконец освободился и уже шел к Машине, чтобы заехать сначала на, заправку, потому что путь домой был долгий, у него снова, как в старом детском стишке, «зазвонил телефон». И когда Колосов услыхал взволнованный голос начальника дежурной смены наблюдателей, с которым расстался всего несколько минут назад, он внезапно понял, что уехать ему сегодня из района так и не удастся…

— Никита Михайлович, что-то произошло. У Смирнова, — докладывало сопровождение. — Он поднялся на лифте, сначала звонил в квартиру, затем открыл дверь своим ключом. В квартире пробыл всего минут десять. Потом вышел. Точнее, вылетел как ошпаренный оттуда. Сел на лавку у подъезда… Ну, ей-богу, краше в гроб кладут… Посидел-посидел, потом поплелся по улице. Зашел в бар на углу. Тут такой пивной подвал. Заказал коньяк прямо у стойки, даже за столик не присел. Потом вышел на улицу, начал голосовать. Несколько частников отпустил. А вот сейчас возле него такси муниципальное как раз тормозит… Все, садится, поехал.

— Куда направляется?

— Никита Михайлович, такси по направлению к МКАД движется. Сдается нам… к вам он возвращается. Если мы правы, то часа через полтора ждите.

Колосов посмотрел на часы. Что это еще за новая каша заваривается? Что произошло? И к кому едет Смирнов? К Хованской? Зачем?

ЭТО УЖЕ НЕЛЬЗЯ ОСТАНОВИТЬ. Ему вспомнилось жалкое, испуганное лицо фигуранта…

* * *

Желтое такси Катя и Нина увидели на повороте дороги. После ужина была ужасная тоска. И они снова отправились бродить — снова шли берегом Сойки, над которой поднимался тёплый туман, гуляли в роще у подножия Май-горы, смотрели на догорающий закат, багровый и торжественный.

Обе были на сто процентов согласны, что отпуск понемногу превращается в пытку ожиданием. После бешеного калейдоскопа трагических событий, мелькавших тут в течение этих шести дней, подобное затишье казалось искусственным и зловещим. Словно все замерло в ожидании какого-то события… Знать бы вот только — какого.

Предвестником надвигающихся перемен явилось это желтое такси. Катя почувствовала это, едва лишь увидела машину — холодок пополз по спине…

— Смотри-ка, — она остановилась на обочине дорога.

— Кто-то едет, — Нина вглядывалась в сгущающиеся сумерки. Свет фар слепил ее.

— Катя… Катька, куда? Осторожнее!

Катя и сама не ожидала от себя такого поступка. Еще секунду назад она просто стояла и смотрела на приближающуюся машину. Такси поравнялось и… Перед ней мелькнуло его лицо — белая, обрюзгшая, застывшая маска. И Катя… Она с криком, чуть не попав под колеса, бросилась к машине: «Олег Игоревич, пожалуйста… да остановитесь же, Олег Игоревич!»

— Ты что, ошалела? Жизнь не дорога?! — Из окна высунулся взбешенный таксист, резко нажавший на тормоз. — Что, места на дороге мало?!

Но Катя и не слушала его даже, барабанила кулаком в стекло, за которым не видела сейчас ничего, только его лицо.

Он опустил стекло. Катя почувствовала сильный запах алкоголя. Смирнов был пьян. Он напоминал рыхлую, выброшенную на берег приливом медузу. Но Катя в тот миг словно и не замечала ни этой его чудовищной слабости, отрешенности, ни его безволия, ни его старости — морщин, складок, потухшего взгляда, седины… Ей сейчас было мучительно жаль этого совсем незнакомого и вместе с тем такого знакомого человека. Она хотела помочь ему. Хоть чем-нибудь. Хоть как-нибудь вдохнуть жизнь эту полумертвую уже оболочку, тени которой жили и в ее памяти, и в памяти сотен и тысяч других зрителей, жили на километрах кинопленки, в таких непохожих друг на друга героях экрана и сцены, жили в фотографиях, слайдах, рекламных щитах, глянцевых обложках журналов…

— Олег Игоревич, вы к НЕЙ? К Хованской? НЕ ХОДИТЕ ТУДА! — выпалила Катя. — Я вас прошу, я умоляю, уезжайте отсюда! Ради бога, не ходите к ней больше! Она вас погубит!

Он смотрел на нее — видимо, силился вспомнить и не мог. Только слабо, пьяно, печально пытался улыбнуться. Язык его еле-еле ворочался…

— Девушка… какая милая девушка… Вы… А вы кто?