«Все остальное в пределах текста»

О вожделение, о первые любови,
Цветущие тела, и этот жадный взгляд,
И плоти молодой и близкой аромат,
И ласки чистые и робкие — всё внове!

Увы, былой восторг затих на полуслове,
Не оживить любви и не вернуть назад,
И солнце не блеснет сквозь черный снегопад,
А скука, и тоска, и горечь — наготове.

Я мрачен, одинок и всеми позабыт,
Я камня холодней среди могильных плит,
Я жалкий сирота, покинутый сестрою.

А женщина, в любовь играя и шутя,
Бывает так мила и так нежна порою
И вас целует в лоб, как бедное дитя!

Тоска

Природа, всё в тебе мне скучно — и в полях
Обильные хлеба, и отзвук пасторалей
На сицилийский лад, экстаз рассветных далей
И скорбных сумерек торжественный размах.

Искусства, человек, поэзия, в церквях
Витые лестницы, подобие спиралей,
Что пустоту небес издревле подпирали,
Добро и зло — мне всё посмешище и прах.

В Творца не верую и вовсе не скрываю,
Что мыслить и любить от века презираю
И слышать не могу о пошлости страстей.

Устав от жизни, я, страшась, бегу от смерти;
Как жалкий парусник, под ветром, без снастей,
Душа моя вот-вот исчезнет в круговерти.

Призраки ночи

Темнеет. Льет и льет. Готические шпили
На тусклых небесах сквозь ливень проступили,
И стены с башнями, и острия зубцов.
Развилка. Виселица с кучей мертвецов.
Так жадно воронье слетается к приманке,
Что в пляске бешеной заходятся останки,
Покуда волки обгрызают им ступни.
Кругом лишь остролист да чахлый терн, одни,
И те от ужаса трясутся всей листвою,
И, словно сажею, земля покрыта мглою.
Трех жалких узников, синюшных и босых,
Ведут копейщики, и протазаны их,
Как зубья бороны, ощерены и гладки, —
И с копьями дождя сошлись в смертельной схватке.

Сентиментальная прогулка

Закат сгорал, но горизонт был светел,
Кувшинки на пруду баюкал ветер,
Тяжелые кувшинки в камышах
Мерцали на безжизненных волнах.
Я брел один, залечивая рану,
Брел вдоль пруда, под ивами, туману
Поведав тайну горестей моих;
И он, как призрак всех скорбей земных,
Мне отвечал, тоску мою усилив,
Утиным криком и биеньем крыльев
Под ивами, где я под вечер брел,
Залечивая рану; в темный дол
Спускалась ночь, но горизонт был светел,
Закат сгорал, пока баюкал ветер
Кувшинки на безжизненных волнах,
Тяжелые кувшинки в камышах.

Час свиданий