— Я не занята. И буду счастлива помочь.
Они провели остаток дня вместе. У него был список книг, требуемых для справок. Они работали вместе, просматривая книгу за книгой. Джайлз сидел за столом, читая и делая заметки, Франческа же искала очередной том и отмечала нужную мужу информацию.
Потом переходила к новой и, пока он читал, возвращала предыдущую на полку. И если сначала он проверял всю главу, позже она заметила, что он сразу обращается к тому абзацу, который она отметила. Работа сразу пошла веселее.
Несколько часов спустя заглянул Чарлз и спросил, чем они занимаются. Завязался дружеский спор, который продолжался до тех пор, пока не пришла отдохнувшая Эстер. Франческа позвонила и велела подать чай в библиотеку.
— А Френни? — спросила она.
— Проснулась, но все еще не пришла в себя. Сама знаешь, какова она. Счастлива, как жаворонок, но хочет поваляться в постели. С ней Джинни, и я просила одеть ее к обеду, так что все в порядке.
Джинни, старая горничная Френни, когда-то была ее няней, преданной своей подопечной. Поскольку на этот раз Франчески с ними не было, Эстер взяла в карету Джинни, чтобы помочь с Френни, которая не позволяла незнакомым горничным ухаживать за ней.
Франческа разлила чай. Снова завязалась веселая беседа.
— Maria vergine! Impossible![6]
Джайлз в своей комнате переодевался к ужину, когда за стеной раздался мужской голос, что-то отчаянно тараторивший на итальянском.
— Фердинанд, — заметил Уоллес, подавая ему галстук. — Я немедленно выставлю его!
— Нет!
Джайлз властно поднял руку, и хотя не мог разобрать слов, слышал, как что-то говорит Франческа.
— Оставайся здесь.
Сам он направился к двери, ведущей в спальню жены. Посреди комнаты стояла Милли, глядя на открытую дверь в гостиную, из которой донеслась очередная итальянская тирада.
Франческа, в халате, со сложенными на груди руками, ожидала, пока Фердинанд выдохнется.
Когда он наконец остановился, вступила она и тоном, не оставлявшим ни малейшей надежды, объявила:
— Вы считаетесь опытным поваром. Просто в толк не возьму, почему вы не можете подать ужин раньше восьми часов, несмотря на настоятельное предупреждение сегодня утром, что ужин должен быть подан ровно в семь.
Фердинанд ответил новым потоком итальянских слов, но Франческа решительно покачала головой и, сурово нахмурясь, вынесла приговор.
— Прекрасно. Если вы не в силах выполнять свои обязанности, за дело возьмется кухарка. Уверена, что она сумеет достойно накормить своего хозяина, и не в восемь, а в семь.
— Нет! Вы не можете… — Фердинанд задохнулся. — Bellissima, я умоляю…
Франческа позволила ему выговориться, но под конец решительно перебила:
— Довольно! Если вы хотя бы наполовину такой мастер, каким себя считаете, вы подадите великолепный обед… — она посмотрела на часы, — ровно через час. А теперь идите. И еще одно. Больше сюда не являйтесь. Если хотите видеть меня, поговорите сначала с Уоллесом, как полагается. Я не позволю вам вносить смуту в здешнее хозяйство. Если живете в Англии, следует подчиняться английским обычаям. А теперь прочь! Прочь! — Яростно жестикулируя, она вытолкала его из гостиной.
Подавленный Фердинанд удалился, закрыв за собой дверь.
Франческа покачала головой и направилась в спальню, развязывая на ходу халат. И только тогда сообразила, что на пороге стоит Джайлз.
Наспех припомнив наиболее страстные пассажи Фердинанда, она поморщилась. Нечего и искать причин недовольства мужа. Он достаточно хорошо знал итальянский, чтобы понять смысл излияний повара.
Взгляд Джайлза, жесткий, как гранит, скользнул мимо нее.
— Я мог бы отослать его обратно в Лондон. Если пожелаешь…
Франческа, склонив голову, размышляла. Похоже, карьера Фердинанда висит на волоске. Но интересно и то, что ее муж, оказывается, чрезвычайно ревнив. И даже не опустил глаза, несмотря на ее распахнутый халат, под которым была одна тонкая сорочка.
— Нет. Если ты решил делать политическую карьеру, нам придется давать обеды и ужины, тогда Фердинанд и пригодится. Лучше пусть он привыкает к неожиданностям сейчас, чем позже, в Лондоне.
Выражение лица Джайлза ничуть не смягчилось, но у нее создалось впечатление, что ее слова пришлись ему по душе — настолько, чтобы его чувство собственника было удовлетворено.
— Если считаешь, что он может приспособился, тогда пусть остается.
Франческа выступила вперед. Только тогда его взгляд жаркой лаской обдал ее груди, живот и голые ноги.
Он отодвинулся и позволил ей пройти.
— Еще одно, — понизил он голос так, чтобы горничная не слышала. — Чтобы ноги его не было в этом крыле.
— Ты понял все, что я сказала?
Он кивнул.
— В таком случае ты знаешь, что так и будет.
Он всмотрелся в ее глаза, прежде чем кивнуть.
— Оставляю тебя закончить туалет.
Джайлз сидел во главе стола. Слева от него восседала Хенни, справа — Эстер. Он пытался сосредоточиться на беседе. Пытался отвести глаза от жены, сидевшей на другом конце стола и неотразимой в светло-желтом шелке. Пытался не думать о той сцене, свидетелем которой только что был.