И обезумевшая от ласк Алёна послушно простонала:
— Твоя… Иван…
— Дааа… Вот так… — он начал медленно двигаться, — А теперь смотри мне в глаза и проси продолжения…
Провалившись в текучую ртуть уверенно-властного взгляда, словно под гипнозом, кусая губы, она прохрипела:
— Ещё…
Он совершенно точно знал как надо. Взамен требовал одного — тотального подчинения.
— Не слышу… — Движения стали чуть быстрее. Это было невыносимо и, хватая ртом воздух, Алёна выкрикнула:
— Да, да, только не останавливайся!
Мужчина зарычал и буквально через несколько толчков они почти одновременно рухнули в бездонную пропасть сокрушительного оргазма. Слизнув с её губ последний стон наслаждения, Иван выдохнул в ухо Алёне:
— Забудь его, я лучше.
21. Максим
Максим раздражённо рылся в стопке бумаг на столе. Где же этот проект приказа? Неужели всего за две недели работы накопилось столько макулатуры? Похоже, из государственной медицины пора убирать больных, они мешают заполнять документы.
Алёна сидела напротив, зарывшись в истории болезней. Вооружившись карандашом и стикерами, она делала пометки и исправления.
Вторую неделю Забродина старательно избегала оставаться с Максимом наедине. Если в одном кабинете — то всегда с открытой настежь дверью. Если дежурства — то порознь. Все разговоры — исключительно по работе. Даже глаза старалась не поднимать, словно чего-то опасалась.
Противно затрещал телефон.
— Забродина слушает. Да, здесь. Тебя, — Алёна протянула трубку и, задумчиво посасывая карандаш, вновь занялась документами. На темном пластике осталось тепло нежной руки и едва различимый запах черной орхидеи, щекочущий нервы. Ну и долго ты ещё собираешься меня игнорить?
— Слушай, я уже задолбался, — подходя ближе и нажимая кнопку отбоя проговорил Максим. В зелёных глазах напротив мелькнул неподдельный испуг. Боишься ты меня, Алёнушка, да я и сам себя боюсь. Ларин положил трубку на базу и безобидно продолжил.
— Когда в терапии дежурит Михеева, я по двадцать раз на дню бегаю исключать хирургическую патологию. То на пролежни зовёт, то на сыпь непонятную. Вот опять там у нее что-то не требующее отлагательств случилось. Она что, совсем неграмотная?
Испуг в изумрудных глазах сменяется сарказмом. Розовые губы, только что обнимавшие карандаш, растянулись в язвительной улыбке. Во взгляде ленивая досада.
— Ты правда думаешь, что только в качестве хирурга её интересуешь? — Алёна медленно покачивается в кресле, — Анна Сергеевна — прекрасный специалист. Вот только с личной жизнью у неё не складывается. А ты — привлекательный мужчина, Ларин. Дальше продолжать?
От неё веет напускным равнодушием. Покерфейс. Только в воздухе висит напряжение. Значит всё-таки привлекательный…
— Ну, что, товарищ зам. по КЭР, пошли проверять профпригодность этой твоей Михеевой, — решился Максим.
— Сам проверяй, — сопротивляется Алёна, — У меня работы много.
— Ничего, потом вместе разгребём. Пошли, развеешься, а то глаза уже красные.
Недоверчиво смотрит снизу вверх. Убирает со лба непослушный локон. Медленно ведёт чёртовым карандашом по розовому бархату губ. Что же ты со мной, зараза, делаешь?
— Ты ведь все равно не отстанешь, — с утвердительной интонацией произносит Алёна и нехотя поднимается из-за стола вместе с облаком еле различимого аромата, напрочь лишающего воли.
Молча идём через плохо освещенный переход. Интересно, она чувствует что за спиной у неё сумасшедший, нелепо пытающийся украсть хотя бы пару минут наедине? Извращенец, ловящий мазохистский кайф от её попыток остаться невозмутимой.
В отделении с кислой улыбкой встречает терапевт Михеева. Такой вот лёгкий нежданчик. Пришел не один. Естественно, она вызвала хирурга на обычную ссадину, которую нужно просто обработать и заклеить лейкопластырем и выдуманный острый живот.
— Анна Сергеевна, — твердо начал Ларин, — мне кажется, вы слишком перестраховываетесь. Не обязательно дергать специалиста на столь незначительные жалобы. Что, у вас в отделении нет йода?
— Ну как же, Максим Анатольевич, а боли в животе?
— Думаю, придется повторить с вами азы общей хирургии. Четвертый курс института, кажется? Алёна Николаевна, помогите мне, пожалуйста. Ложитесь на кушетку.
— Зачем? — в глазах Забродиной лёгкая паника.
— Не бойтесь, я не кусаюсь. Ложитесь.
Алёна неуверенно ложится на покрытую клеенкой поверхность.
— Поднимите рубашку и немного опустите штаны.
Обе, Михеева и Забродина делают удивлённые лица.
— Что? — честными глазами смотрит Максим, — За неимением тренажеров будем вспоминать правила пальпации живота на коллегах. Расслабьтесь, Алёна Николаевна, ноги в коленях согните.
— А давайте, вы кого-нибудь другого попросите? — возмущённо выдыхает Забродина и пытается встать.