Сегодня вечером начнется турнир; семь чемпионов будут сражаться друг с другом, пока в живых не останется только один из них. Победитель турнира.
Разумеется, по такому поводу в Ильвернате закатили вечеринку.
Гэвин чувствовал вязкое напряжение, царящее в городском банкетном зале. Видел, как смотрели друг на друга члены семейств – участников турнира. Слышал, как они желали удачи своим чемпионам – неискренне, скорее прощаясь с ними навсегда. Видел голод на лицах каждого присутствующего в зале – и было неважно, чего они жаждали больше, алкоголя или крови.
Банкет в честь начала турнира всегда проходил тихо, в тайне. Но в этот раз кому-то из журналистов и зевак удалось пробраться на мероприятие, несмотря на защитные чары, которые должны были не пускать тех, кого не было в списке приглашенных. Сверкнули вспышки фотокамер, проклинатели разинули рты, а Гэвин задался вопросом, найдут ли они способ проникнуть и на территорию турнира. Интересно, как скоро фотография его изуродованного трупа появится в «Ильвернатском затмении»? Наверное, она даже не попадет на первую полосу.
Гэвин старался держаться задней части зала, рядом со столом с закусками, со вкусом расставленными вокруг портретов чемпионов прошлого турнира. Он с раздражением воткнул зубочистку в кубик сыра возле изображения Питера Грива – который точно так же пал жертвой проклятья Древние стрелы. Члены его семьи не теряли времени даром и направились прямиком к бару. Мама уже покачивалась на своих высоченных шпильках.
Гэвин заметил, что рядом с ней потягивает свой напиток Рид МакТавиш. Он поймал его взгляд и подмигнул, а затем неторопливо направился к нему. Вид у него был очень самодовольный, как у кота, во рту которого еще остались птичьи перья.
– Ну, что, Грив, – сказал он. – Как тебе мой маленький подарок?
Сейчас татуировка в виде песочных часов была скрыта под тканью дешевого костюма – того самого, в котором Гэвин был на свадьбе Каллисты. Молодой человек не использовал магию с тех самых пор, как тогда сотворил Спичку. Честно говоря, Гэвин до жути боялся того, что может произойти, когда ему все-таки придется это сделать, – хоть и не хотел в этом признаваться.
– Хорошо, – проворчал он.
– И вы хоть немного поразмыслили над моим предположением? Что в этой печальной маленькой игре есть нечто большее, чем победа?
По правде говоря, Гэвин совершенно забыл об этой части их разговора. Он обдумал ее – очевидно, Рид пытается предложить ему еще одну сделку. Но в погоне за победой на турнире Гэвин уже превратил свое тело в неестественный магический сосуд. Ему не хотелось снова становиться лабораторной крысой.
– Теперь я знаю цену сделок с вами, – прохрипел он. – Уходите, МакТавиш.
– Вам же хуже. – Рид поднял свой бокал в насмешливом тосте и растворился в толпе.
Гэвин сделал глубокий вдох и попытался успокоиться – но это было непростой задачей, учитывая, сколько здесь было других чемпионов. Когда-то он собирал на них досье – а сейчас они были с ним в одной комнате.
Вот Финли Блэр, нацепил галстук малинового цвета, очень похожего на цвет высшей магии. Рядом с ним Элионор Пэйн позирует журналистам. Изобель Макаслан – ее рыжие волосы кровавым пятном рассыпались по спине белого платья.
В углу зала трясет бокалом с янтарной жидкостью его отец. Мама повисла у него на плече, а Каллиста сидит за столом Пэйнов, на одном из самых неудобных мест, и не обращает никакого внимания на брата.
Неожиданно Гэвин понял, что с него хватит. Он поставил свою тарелку под фонтаном окрашенного в алый цвет фондю, рядом с фотографией Альфины Лоу, и пулей выскочил на улицу.
Здесь вечеринка казалась уже не такой напряженной. Люди переговаривались между собой, собравшись группами по два-три человека. У них над головами парили магические фонари, с сияющими белым светом магическими камнями.
А затем с улицы, перекрикивая звуки джаза, раздались крики:
За фонарями, на краю городской площади, стояла небольшая группа охотников за проклятьями. Они размахивали плакатами с гневными лозунгами. Получается, не охотники за проклятьями, а кое-кто похуже: протестующие, выкрикивающие плохие лозунги. Должно быть, они собрались здесь в последней отчаянной попытке сорвать предстоящий турнир.
Спорить об этичности проклятья было бессмысленно. Его условия было не изменить, и Гэвин не собирался чувствовать себя виноватым за то, что хотел пережить то, что его ожидало.
Он уже поворачивался к протестующим спиной, когда кто-то врезался в его руку – ту, на которой была татуировка.
Было больно.
Гэвин развернулся, чтобы сообщить об этом, – и только после этого понял, кто именно с ним столкнулся.
Алистер Лоу.