Все изменяет тебе

— Как жестока твоя мудрость, Уилфи! Рядом с тобой я себя чувствую совершенным ничтожеством, ни в чем не уверенным. Ты без меня справишься с этим погребальным делом? При таких церемониях мне всегда не по себе.

— Возвращайся в Мунли. Народ, верно, ждет тебя с нетерпением.

Я повернулся и направился в поселок. Когда я дошел до главной улицы, сумерки уже совсем сгустились. Здесь по — прежнему толпилось множество людей, казалось, они отчаянно стараются продлить минуты безобидного веселья. Десятка полтора факелов горело вокруг эстрады, и в колеблющемся мерцании молодые пары все еще продолжали вертеться, а люди посолиднее то и дело обращались к Феликсу с просьбой повторить их излюбленные протяжные мелодии. Один из парней, разозленных непрерывным вмешательством старших, грубо потянул за полу старичка, который особенно громко и настойчиво, каким — то рыдающим голосом протестовал против танцев. Мистер Боуэн, стоявший рядом с Элен, заметил это и закричал:

— Стыдно тебе, Натаниэл Перри! Ты так распалился этим бесовским шутовством, что всякую меру потерял. Позволяешь себе осквернять скорбь нашего старого друга, который совсем недавно похоронил жену. Разве не понятно, что он жаждает приложить целебный бальзам божественных песнопений к саднящей ране от понесенной им утраты.

Натаниэл, повернувшись к своим дружкам, так выругался, что все они начали хохотать. Мистер Боуэн выпрямился во весь свой рост и явно собрался обрушиться на молодежь. Но Элен Пенбори потянула его за рукав. Я услышал, как она сказала:

— Никаких резкостей, мистер Боуэн. Помните, что говорил мой отец сегодня вечером: дайте народу полную волю во всем, что не имеет существенного значения. Здесь нет настоящих смутьянов. Несколько влюбленных дурачков — вот и все. Пусть пляшут хоть до рассвета, раз это доставляет им удовольствие. Это хорошая отдушина для тех сил, которые они, быть может, накапливают для гораздо менее желательных целей.

— Вы правы, мисс Элен. Такой уж у меня вспыльчивый характер! Не терплю, когда на моих глазах со стариками обращаются без любви и уважения. Меня огорчает, что на сегодняшнем празднике моя паства как бы оттеснена в сторону. Вы ничего не будете иметь против, если я заберу часть из них вон на ту площадку, позади часовни, где они смогут развлекаться на свой лад: помолятся и попоют псалмы?

— Замечательный маневр, мистер Боуэн! Забирайте их!

Мистер Боуэн подошел к старому Гидеону Метьюсу, который радостно заволновался, услышав о новом предложении. Он в свою очередь передал пожелание мистера Боуэна ближайшим соседям и вскоре со значительной группой людей старшего поколения уже шагал прочь от эстрады. Здесь была и миссис Брайер. Она подошла ко мне. Лицо ее было ярко освещено одним из факелов.

— Где Дэви? — спросил я. — Ведь у себя на холме он всегда распевает. Я думал, что он мигом примчится на такой замечательный праздник.

— Да нет, он в толпе неспокоен. А пение он любит. Приятно слушать, как он поет тихие песни, если только что- нибудь не отвлекает его, с Уилфи Баньоном и другими парнями. Но здесь, на людях, он некоторое время чувствовал бы себя хорошо и пел как орган, а потом спохва тился бы, что кругом народ, и ему померещилось бы, что люди сидят у него на лбу, а это может довести его до бешенства.

— А ведь неглупо, миссис Брайер. Подумать только: люди сидят на лбу… От этого поневоле побежишь прочь. Люди — это напасть.

— После того как мы в последний раз собрались все вместе на чистом воздухе помолиться и попеть, Дэви долго болел. Один из соседей упорно повторял ему, будто он поет слишком громко и фальшиво. Пять раз сказал он это Дэви. Тогда Дэви ударил соседа. Он слег на много дней.

— Сосед слег?

— Нет, Дэви. Что было с соседом — не знаю: Дэви досталось больше всех. Он так расхворался, что даже корзинками своими перестал заниматься. Просто сидел в углу и ни слова не говорил.

Вдруг миссис Брайер почти вплотную приблизила свое лицо к моему, и я увидел, как блестят ее глаза.

— А что, арфист, с Джоном Саймоном все в порядке?

— Почему вы спрашиваете?

— Я видела, как вы побежали за ним и Уилфи Бань- оном. И подумала, уж не стряслась ли какая беда?

— Никакой беды. Да ведь здесь мир и благодать. Насколько мне известно, с Джоном Саймоном все благополучно.

— О! — только и произнесла она, но глаза ее говорили, что она полна сомнений и подозрений. — Спокойной ночи, арфист!

Она пошла за теми, кто отправился на площадку, расположенную позади часовни. Мне казалось, что я слышу, как дыхание мистера Боуэна вливается в слабое пламя первого псалма. Молодежь, ни с кем не считаясь, горланила и громко требовала, чтобы Феликс играл быстрее. Вдруг меня увидел Натаниэл Перри. Он танцевал с ка- кой — то толстой девицей, повисшей на нем так, будто сейчас пришел ее черед дать полную волю своим чувствам. Жар и благоухание партнерши, по — видимому, распалили Натаниэла и толкали на шумные дерзания. Он поймал меня за руку и потащил к эстраде под тем предлогом, что ему и его друзьям хотелось бы еще послушать и мою игру. Я схватил его за шарф на шее и оттолкнул прочь.