Все, что ты хочешь

Скрывшись за тяжелой дверью, он, скинув ночную сорочку, подставил жилистое тело гончей под обжигающе ледяные потоки проточной воды, поступающие прямо из Темзы. Благо, еще в начале XIX столетия добрые люди додумались поставить фильтры, кое-как очищающие водяную муть, бушующую и в реке, и в трубах. Совершив утреннее омовение, он переступил через бортик, и в полутьме, царящей в комнате, столкнулся с собственным отражением в зеркале напротив. Непроизвольно поморщился. Намылил лицо, взял в руки опасную бритву, тщательно выскреб двухдневную щетину, стараясь не отводить взгляда от потухшего взора своего двойника. В углах его рта пролегли глубокие морщины – отпечатанная горечь в человеческом облике. По вискам спадающих прядей еще мокрых волос, с которых сбегали острые капли воды, пролегла седина. Темные глаза отливали холодом бездонных тоннелей, смешанным с мертвенным смирением. Некогда горящие внутренним жаром, с годами они становились все более застывшими, вбирая в себя усталость прожитых лет. Некрасивое лицо, словно выточенное из камня, с выделяющимся хищным профилем, неприязненно усмехнулось в зеркале. Что же, кофе, думается, поспел.

Он вышел, скрывая худобу за полами халата, и, оказавшись в своих апартаментах, снял небольшой чугунный котелок с горелки, плеснул черную, бодрящую жидкость в кружку, всегда бывшую под рукой, и энергичным маршем подошел к столу. Под бледной рукой вспорхнули бумаги, оставленные накануне, расчистилось пространство и – хвала небесам, – обнаружилась искомая пачка сигарет. Мозг лихорадочно соображал, собирая разрозненные данные в попытке предугадать суть очередного кардинальского поручения. Чем была вызвана такая срочность? Новые легионы? Вселение? Особо сложный прецедент одержимости? Массовой одержимости? Он чувствовал, как тупая боль свербит в висках. Да здравствует гемикрания, почетное проклятие Понтия Пилата, Шопена и Фридриха Ницше!

Вашерон сделал глоток, вкус кофейного напитка непосредственно поставил его перед категорией страдания. Это утро не сулит ничего хорошего. Впрочем, как и каждое утро каждого нового дня. Преподобный закурил, разбавляя горчайший вкус кофе чадом табачного дыма.

После беглого и более чем нездорового завтрака он открыл платяной шкаф, выдворяя на свет божий свое пасторское облачение. Скинул халат, натянул черные брюки, рубашку специального покроя, не предусматривающую классического ворота. Вместе него преподобный заковал горло в колоратку – белую полосу жесткого материала, отороченного черной тканью. Вот он – ошейник раба Господа, денно и нощно стоящего на страже и исполняющего Его волю. Болезненная усмешка на лице Вашерона повторила предшествующую. Поверх преподобный накинул длинный сюртук, покровом напоминающий то ли средневековую ризу, то ли современный пиджак, и отточенным движением нервных пальцев задрапировал его на ряд пуговиц.

Поднялся по крутой, винтовой лестнице, и, преодолев последний пролет, вышел из потайного хода, очутившись в апсиде, прямо за алтарем. Бледный рассвет нерешительно пробивался, преломляясь и дробясь, сквозь витражное окно. Согласно бытующей легенде церковь Сант-Греал, миниатюрностью своей больше походившая на часовню, была выстроена протестантами во времена правления Стюартов, в самый пик гонения первых, чем объяснялся невзрачный вид церковного храма и раскинувшиеся хоромы подземных залов, коридоров и всевозможных переходов, которые вели – бог знает куда и на какую протяженность. Разумеется, представители католической конфессии не замедлили прибрать столь выгодное архитектурное сооружение к рукам в последние годы Реформации, и держать его, как бастион и оплот веры, невзирая на выкрутасы Генриха VIII, чей пример, кстати, доказывал пагубность необдуманных браков. Если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться². Очередная усмешка правила тонкие губы Раймонда. Ныне церковь, не лишнем будет заметить, считающаяся обреченной на реконструкцию, но на деле попросту не имела постоянных прихожан.

Тридцать долгих лет Раймонд Вашерон торчал в этих стенах, не имея ни малейшего представления о тепле, поздних подъемах, регулярном питании, горячей воде и пене для бритья. Не скрывая, он признавался себе, что был миг слабости, в котором он думал, что этого достоин. Но годы молодости канули в небытие, а комфорта в жизни так и не прибавилось.