Все было не так

Чед теперь стоял, сжав руки. Он вдруг показался мне таким огромным. Я никогда не считала папу Сары пугающим, но теперь он словно возвышался надо мной.

– Тебе надо уйти, Лиэнн.

– Пожалуйста. Я пытаюсь…

– Тебе надо уйти, – повторил он. – Я не желаю слышать, как ты врешь про мою дочь, пытаешься осквернить ее память. Не в моем доме. Уходи.

Я умоляюще посмотрела на Рут, но она смотрела на меня, как на незнакомку. Словно я только что сорвала маску и оказалась не маленькой девочкой, которую они годами радушно принимали в своем доме. Вместо этого я представляла собой отвратительное, брызжущее слюной чудовище. Что хуже всего, в ее глазах застыли слезы. Я довела до слез женщину, которая относилась ко мне по-доброму и с любовью.

Они явно не собирались мне верить. И теперь я понимаю, что, наверное, не могли.

– Лиэнн, – произнес Чед глубоким злым голосом. – Уходи. Сейчас же.

Я поднялась.

– Спасибо за ужин, – сказала я. – Простите.

Я как в тумане дошла до грузовика. Понимала, что они не воспримут это хорошо, но не ожидала, что меня выгонят из дома, который когда-то был для меня вторым. Назовут лгуньей люди, которые когда-то считали меня членом своей семьи.

Я думала, что поступаю правильно. Но… не знаю. Возможно, был другой способ. Возможно, я могла сообщить им по-другому. Возможно, стоило рассказать им об этом три года назад.

Похоже, сейчас это не имеет значения.

Чед, Рут, если вы вдруг сейчас читаете это, мне правда очень жаль. И я надеюсь, понимаете, что сделанное мной нисколько не умаляет моего хорошего отношения к Саре. Знаю, вы считаете, что я очернила ее память, но ее память невозможно очернить. Я навсегда запомню ее девушкой, которая смешила меня так, что я не могла дышать, которая заступалась за меня, когда это не было «круто», которая любила меня, даже когда не понимала.

Она не должна была умереть мученицей, чтобы стать моим героем.

Но мне хотелось бы, чтобы все было иначе. И я надеюсь, что однажды вы меня простите.

Прошло несколько месяцев, прежде чем я смогла спать по ночам.

В первые пару недель после стрельбы я просто лежала на кровати, прислушивалась к каждому скрипу, замечала любую тень и прокручивала в голове тысячу вариантов того, что это могло быть, – каждый хуже предыдущего. Я много часов проводила в темноте, уверенная, что не доживу до утра. Гадая, как умру. Опасаясь, что моя жизнь просто закончится.

Когда поднималось солнце, я наконец засыпала, но спала урывками и просыпалась от кошмаров или из-за мамы, заглянувшей проверить, как я.

Не знаю, что подтолкнуло меня залезть на крышу. Хотя тогда это казалось логичным. Оттуда я могла видеть все. Я знала бы заранее, когда появится опасность. Крыша казалась самым безопасным местом посреди ночи.

Поэтому я взяла из кухни столовый нож и направилась на улицу. Посреди узкого участка земли, отделявшего наш двор от двора миссис Мейсон, находился деревянный забор, и я, забравшись на него, смогла запрыгнуть на крышу. Отыскала местечко и часами сидела там, скрестив ноги, снова и снова крутя нож в руках и выискивая что-то подозрительное в своем темном уголке округа Вирджил.

Я оставалась там, пока черное небо не стало ярко-голубым, а из-за горизонта не выглянуло солнце. Когда выключились фонари, я спрыгнула с крыши и, проскользнув обратно в дом, зарылась под одеяло прежде, чем проснулась мама.

Я делала так каждую ночь в течение недели, пока меня не заметил Майлс. Хотя, возможно, он заметил и до этого. Я не знаю. Но тогда он впервые вышел на улицу, пока я сидела наверху.

Бабушка Майлса, миссис Мейсон, жила с нами по соседству столько, сколько я себя помнила. Она невысокая старушка с тонкими седыми волосами и привычкой всех называть «милыми». Когда мне было одиннадцать и умерла моя бабушка, она каждый вечер в течение недели приносила нам с мамой ужин, потому что не хотела, чтобы мама ко всему прочему беспокоилась еще и из-за готовки.

Поэтому, переехав к ней год спустя, сразу после моего перехода в седьмой класс, Майлс застал меня врасплох. Он оказался совсем не таким, каким я представляла себе внука миссис Мейсон. Я рисовала его в своем воображении в штанах цвета хаки и рубашке, а не в грязной толстовке и порванных джинсах. Я представляла его с такой же теплой улыбкой, что и у его бабушки, а не с выражением лица, которое становилось то угрюмым, то злым.

Я не знала, зачем Майлс переехал к бабушке, потому что мы почти не разговаривали. Понимаю, в это сложно поверить – два ребенка почти одного возраста живут прямо по соседству и вообще не общаются. Но если бы вы нас знали, особенно до стрельбы, то поняли бы. Тогда он учился на класс старше меня. Был тихим, все время бормотал и, насколько я понимала, совершенно не горел желанием знакомиться. Хотя я сама не пыталась. Большую часть своего времени проводила с Сарой, а он явно не из тех парней, с какими она могла бы подружиться.

Честно, я даже сейчас гадаю, что она подумала бы о нем.

Но той ночью я впервые провела с ним время.