Всадница без головы

Открыв дверцу автомобиля и заглянув в салон, Андрей Максимович удивленно поднял брови. На заднем сиденье сидела, потупившись, одна личность с разодранной физиономией, которую он игнорировал в воспитательных целях. В согнутом положении Черновой бросил через плечо вопрос Тахиру:

— А это что такое в салоне?

— Это Олег, — сказал Тахир, как будто патрон ослеп. — Он очень хочет с нами поехать. Можно?

Черновой молча уселся, пристегнулся. Тахир, забираясь в салон, ободряюще подмигнул Олежке, раз патрон промолчал, стало быть, сменил гнев на милость.

* * *

Развалившись на стуле, широко расставив ноги, Банджо насмешливо смотрел на недоразумение по другую сторону стола. Тщедушный, непредставительный Валера его не только не пугал, а, напротив, внушал превосходство и уверенность. После формальностей молодой человек начал допрос с ничего не значащего вопроса:

— Ваша профессия?

— Свободный художник, — улыбалась наглая рожа.

— Ну и на каком основании свободный художник два раза пытался похитить гражданку Славину Алевтину Васильевну?

Тут отрицать бесполезно, взяли его с поличным, но Банджо — человек с дивной фантазией, иногда он бывает артистом и в этой роли нравится себе:

— Влюблен без памяти.

И улыбка стала еще шире, еще противней — м-да, наглости ему не занимать. Валера тоже чуть-чуть улыбнулся, самую малость, так как знал, чем сейчас будет крыть мурло напротив, поэтому сохранял спокойствие, предложив:

— Последний раз предлагаю сделать чистосердечное признание.

— Пф-пф-пф… — типа рассмеялся Банджо. — Какое признание? Любовь у меня, нет, ты не понял? Или у вас тут одни тупые трудятся, которых папашки засунули на непыльную работенку?

Не позволял себе опер разозлиться, а допрашиваемый провоцировал его на взрыв, на неадекватную реакцию. Валера, раскладывая перед собой листы на столе, сказал обычным тоном, будто разговаривал с приятелем:

— Ну, любовь мы тебе устроим, только позже. А теперь слушай меня, первое: то, что тебя взяли с поличным во время разбойного нападения и похищения, отрицать ты и твой сообщник не сможете. Тупые иногда бывают предусмотрительными, поэтому вас зафиксировали видеокамерами, когда ты выносил Славину в бесчувственном состоянии. Далее, у тебя и в кармане твоего сообщника обнаружены марлевые салфетки с наркотическим веществом…

— Подожди, подожди! — решился поспорить Банджо. — Какое нападение? Это на нас напали бебики кусачие. Меня грызанул бебик — стыдно сказать — за задницу! Показать? Могу снять штаны, там синяк. А моего другана малявка цапнула за руку, вампирша какая-то. Слышь, ты их призовешь к ответу за нанесенные нам увечья?

— Закрой пасть и слушай, — не церемонился с ним Валера, но и голоса не повышал. Он положил перед ним отпечатанный на принтере лист. — Это показания бармена. Ты читай, читай, очень интересно даже для тебя. Могу перечислить статьи по каждому пункту, но ты их все знаешь, ты же образованный. Особенно за принуждение к оказанию сексуальных услуг тебе понравится статья, верно? Для этой деятельности вы и похищали гражданку Славину. Но мы в курсе, что тебе заказали девушку, заплатили, чтобы ты определил ее в подпольный притон. В переводе с русского на русский Славину должны были насиловать сутками до смерти, среди ваших клиентов полно садистов.

— А ты докажи! — злобно прорычал Банджо.

— Ага! — восторжествовал Валера. — Задел тебя? Ничего, это цветочки в моем исполнении. За доказательствами далеко ходить не надо, твое дело выделено в отдельное производство, ты сам напросился. Сейчас готовится операция, будем брать твой шалман. Мы знаем, что ты главный сутенер, и докажем это, твоя крыша получит по башке тоже.

Валера сделал паузу, давая время Банджо переварить сказанное, чтобы все засело в его «не тупой» черепушке намертво. Ко всему прочему настала пора обрисовать перспективу Банджо:

— Далее: у меня к тебе личный счет. Мою одноклассницу, хорошую девочку, у которой мама была инвалидом, твоя банда выкрала, через четыре месяца ее нашли на мусорной свалке, мама, конечно, не перенесла горя. А это уже убийство с особой жестокостью! Поэтому, я уверен, ты сдашь всех, а садистов, посещавших твой бордель, в первую очередь, наверняка у тебя есть компроматы на них. А если не сдашь, я помещу тебя в шестую камеру, там, когда перечислят твои статьи, получишь любовь в полной мере, с тобой сделают то же самое, что делали садисты в твоем борделе. Ты на себе испытаешь все, что чувствуют девочки, но тебя затрахают не до смерти, нет, мы же не звери. Ты просто станешь петухом, звон о тебе пойдет по всем колониям. И это не все. Мы повесим на тебя все трупы женщин, найденных на свалке, и ты никогда не выломишься из-за колючки, рога мочить будешь до крышки гроба.