Время зимы

  Варай так и сидел на прежнем месте, весь, как в кокон, обернутый табачным смрадом. Арэн, в котором терпение только что скончалось, решительно поравнялся с северянином и без лишних слов схватил его за грудки. Тот не сопротивлялся, мутными пустыми глазами глядя на дасирийца.

  - Эрл, ты должен вести своих людей, - напомнил Арэн, с трудом сдерживаясь, чтоб не привести увальня в чувство кулаками. - Хватит оплакивать мертвых, пора думать о живых.

  - Скальд забрал их, одну за другой, - губы северянина тронула скорбная улыбка. - Мне никогда не держать на руках своих детей, не учить сына охотиться и свежевать оленью тушу, не видеть, как мои дети пройдут священную иду.

  - Самое время заботиться о тех детях, которых еще можно спасти, - не желал отступаться воин. - Мы пойдем к морю, в скале есть пещера, там можно спрятать женщин и детей.

  - Ты дурак, чужестранец. - Варай рассмеялся прямо ему в лицо.

  - А ты - трус, прячешься в своем горе, подтираешь сопли, как старуха, и жалеешь себя, потому что больше ни на что не способен.

  Арэн оттолкнул эрла, мужчина пошатнулся, оступился и сел в снег. Воспаленные глаза его, алые, от надутых кровью век, глядели в пустое, заволоченное серыми облаками, небо.

  - Лассия отвернул свой лик, дасириец, ослеп ты, разве, что не видишь? Это знак участи, которую нам боги посылают. Я буду ждать ее здесь и погляжу в глаза смерти, когда она придет за мной.

  - Дело твое, - бросил Арэн и вдруг почувствовал как злость в нем растворилась, будто ее и не было. Осталось лишь презрение.

  Дасириец оставил эрла, убежденный, что видит северянина в последний раз.

  Уже в пути, когда обоз выехал на равнину, еще хранившую в снегу следы копыт их с Лумэ лошадей, Арэн поравнялся с санями, на которых везли раненых. Хозяин "Медвежьей лапы" лежал отдельно, посиневший и осунувшийся. Бьёри устроилась подле отца. Увидав того, с кем провела ночь, подарила ему теплый взгляд.

  - Почтенный Эрб, могу я с вами говорить? - Арэн не был уверен, что тот в состоянии услышать его приглушенную речь, но говорить громче значило бы поставить в известность всех о его планах жениться. Люди, подкошенные невзгодами, могли увидать в таком поступке неуважение к их горестям.

  Безбородый Эрб лишь наполовину разлепил веки, моргнул, что понимает.

  - Я желаю взять в свой дом вашу дочь, красавицу Бьёри. У меня есть ее согласие.

  Северянка прикоснулась к ладони родителя и подтвердила, что согласна стать женою Арэну. Мужчина долго глядел в лицо дасирийца, прежде чем рот его родил ответ.

  - Бери ее, чужестранец. Теперь я отойду спокойно.

  - Спасибо, почтенный Эрб. Ваша дочь не будет знать нужды ни при мне, ни после моей кончины.

  На том и закончили. Лишь перед тем, как вернуться в хвост обоза, Арэн поглядел на Бьёри, что стала его невестой. Девушка выглядела счастливой, но ей хватало сдержанности хранить молчание. Будет хорошей женой, решил Арэн, окончательно убедившись в верном выборе.

  ***

  - Хоть бы подстрелить какую птицу. - Дорф закончил чесать бороду, заплел ее косами и теперь, довольный, приглаживал косицы ладонью, глядя в серое небо. - Что будем делать, эрель?

  - Не знаю, - честно ответила Миэ, грея ладони над пламенем костра. Сколько раз за прошедший день, она слушала этот вопрос? Таремка сбилась со счету.

  С рассветом, по ее наставлению, двое северян вернулись с ней до места обвала. На обратном пути нашли тушу барана, с разожженной от удара головой. Камень, что убил животное, тяжелый и забрызганный кровью, лежал рядом. Северяне нехотя взяли животное: перебивая друг друга, оба твердили, что есть забитую камнем скотину - дурной знак. Если барана убила воля богов, ругались они, то трогать его нельзя. Миэ пришлось несколько раз напомнить, что никаких припасов нет, а баран - это мясо, которое поможет не протянуть ноги с голоду, пока эрл не найдет способ разобрать завал. Здоровяки, нехотя, приволокли барана в лагерь, но никто не взялся его разделывать. Миэ, превозмогая тошноту и отвращение, вырезала кусок мяса с бедра барана и опалила над костром шерсть. С горем пополам застрогав палку, таремка нанизала мясо целым куском, присела к огню, сунув баранину над пламенем. Северяне, хоть и были голодны не меньше нее, воротили носы.

  - У нас есть время думать, - сказала Миэ, перевернув мясо, сырым боком к огню. - Может статься, что целая жизнь. Только короткая.

  Северяне, что устроились близь костра кольцом, недовольно заворчали на все голоса.

  - Ты бы, эрель, не кликала беду, - покачал головой один из них, косолапый, с бельмом на глазу. - Боги и так прогневаны на нас, нужно помолиться Скальду. Жаль, нет живого барана - было б щедрое подношение для Снежного.