Время воздаяния

Затем я пошел к себе в комнату и лег почему — то прямо на пол; даже не знаю, почему — я снова очень сильно задумался. У гостьи моей не было надо мною власти — понял я: она не обслуживает тех, кто зародился из горячего песка, кто выполз из него повелением того, кого и она сама не в силах себе представить, кто просто не существует в мире, в котором существует она. Я просто напечатан — догадался я — напечатан типографским способом, так же, как и моя клетка, как и вообще весь этот клетчатый мир, а может, и вместе с ним; меня нельзя просто так взять и стереть: только вместе с какой — нибудь аккуратно разграфленной его частью, а от этого вся его аккуратность, целостность его нарушится, и никто этого не допустит, и никого не интересует, что мне теперь делать. Я лежал у себя в комнате на полу: почему, — спрашивал я вслух сам у себя, — почему, как мой жизненный путь привел меня сюда — вот, где я теперь? почему так низринул? я не совершил никаких преступлений, я не лгал, не крал, не убивал никого, ибо это было противно моей натуре. Я всего лишь поступал так, как мне казалось естественным — так, как этого требовал естественный порядок вещей… Почему же из всего этого огромного, прекрасного, залитого светом и согретого милостью его творца мира мне осталась теперь лишь — эта моя одинокая тесная клетка?..

Мне вспомнилась слышанная мною некогда притча о человеке, сыздетства ведшем праведную жизнь, тщательно избегавшем суеты и соблазнов, окружавших его со всех сторон; не враждебно, но равнодушно относившемся к слабым и немощным духом, падким на чарующие, но обманчивые дары земной жизни и легко гибнущим — если не телесно, так духовно — в несчастиях, которые всегда бывают платою за эти дары; о человеке, достигшем таким образом большой мудрости, духовной высоты и просветления. Когда прожил он долгую, лишенную страстей и весьма достойную жизнь, когда нечего стало ему в ней достигать и не к чему стремиться, когда насытился он всем этим досыта, так что уже и думать не мог о продолжении своего земного пути, воззвал он к ангелу смерти — прииди! Тот пришел, но отказался принять у праведника ставшую непосильной ношу его жизни, сказав ему: «Соблазны и невзгоды были испытаниями, посланными тебе, но ты отказался от них всех, и теперь так и осталось неясным, чего достоин ты далее». И скрылся во мраке.

И внезапно в душе моей раскрылись какие — то — давно, возможно, с самого начала моего бытия закрытые — створки и вал отчаянья еще неведомой мне силы хлынул из них, затопил все мое сознание, все вокруг, наполнил все мое жилище соленым кипятком обиды. «Ведь они сами сделали меня таким, — шептал я дрожащими от обиды губами, не понимая, о ком и кому я шепчу это, — сами хвалили и благословляли меня, когда я поступал так, а не иначе — почему же теперь все отвернулись от меня, и презирают, и гонят?» — «Кто, о ком ты говоришь, болван?» — пытался пробиться из глубины сознания давно и хорошо знакомый мне неприятный безжалостный голос, но и он тонул в потоках моего, ставшего оглушительным, шепота, кроме которого я уже ничего не мог слышать: «Каждый мой шаг в каком бы то ни было направлении только уводил меня все глубже и глубже в этот темный и ужасный своею бесконечностью коридор унижения и страдания… Что? — царапал я ногтями грязные крашеные доски. — Что? как мне жить дальше? или хотя бы — что мне делать? — ибо жизнь для меня уже давно иссякла — как мне прекратить эту муку, эту пытку? или, если уж этого никак нельзя — как прекратить свое существование, растворить свою муку в волнах небытия вместе с собою?»