Время темной охоты

   Включила свет.

   Она была радостно возбуждена, наверное, Лео сказал, что женят.  Никогда Виктор не видел ее такой. Вернее, видел, но  так  давно,  что  забыл,  при каких обстоятельствах.

   - Вот, Панчуга, бери. Жена, - Косматый подобрел и стал похож  со  своей шевелюрой на рождественского деда.

   Виктор молчал и не отрываясь смотрел на Паулу. Та была  похожа  в  этот момент на девочку, которой дарят конфету, но которая не уверена, что ее не разыгрывают.

   - Жарко у вас, - она скинула шубу прямо на руки пылкому Лео. Тот встал, как столб, не зная, что делать с неожиданной ношей.

   - Ну что? - и непонятно было, то ли это предложение оценить ее красоту, то ли вопрос - зачем звали?

   Виктор не мог отвести от нее глаз. Он всегда пытался быть объективным и всегда говорил себе, что не так уж она и красива, волосы  слишком  черные, подбородок великоват, но сейчас он забыл про все. Он и  потом,  в  течение одиннадцати лет, будет  вызывать  в  памяти  именно  этот  момент.  Вся  в движении, яркая, радостная... Чересчур лишь было в ней этой  радости,  вот что.

   Косматый взял ее сзади за плечи, сказал ласково:

   - Так вот, Паула, жених твой артачится, обещания  своего  исполнить  не хочет. Говорит, не пойду к вам. Что делать будем?

   Глаза ее с прежней радостью смотрели  поверх  Виктора  в  стену,  будто видела она там что-то необычайно интересное. Так слепые иногда смотрят.

   - А что делать? Пусть уходит.

   - Да нет, так не получится, - мягко возразил Косматый.  -  Нам  женишок твой нужен. Ракета его нужна.

   Старинное слово "ракета" Виктор только в книгах встречал. Он  никак  не мог отделаться от впечатления, что перед ним  разыгрывают  какой-то  очень дешевый спектакль.

   - А что больше нужно - ракета или он? -  спросила  Паула,  все  так  же глядя в стену.

   - Да ракета вроде больше нужна.

   - А ты его убей, -  Паула  с  наивным  удивлением  перевела  взгляд  на

Косматого: мол, что ж сам-то не догадался. - Вот и ракета будет.

   - Так тоже не пойдет, девочка, - засмеялся Косматый. -  Нам  с  ракетой без него не управиться. Ты уж попробуй его уговорить. А не уговоришь, мы с тобой вот что сделаем.

   Косматый как бы задумавшись взглянул на телохранителей.

   - Вон мои парни, чем не мужья тебе.

   Все они смотрели на Виктора - Косматый, склоненный  к  Пауле,  ехидный, довольный,  Паула,  она  все  еще  улыбалась  приклеенной  своей  улыбкой, телохранители, - смотрели и ждали чего-то. Виктор  только  сейчас  увидел, что свет в библиотеке красный, даже багровый, и стены красные, и глаза,  и лица, и руки. И дышать было трудно.

   - Так что, останешься, Панчуга? - крикнул Косматый, но как-то  медленно крикнул, словно сквозь вату.

   - Я, - сказал Виктор. - Против. Зем... Паула! Пойдем отсюда.

   Он посмотрел ей в глаза и увидел в них сочувствие и  любовь,  да,  черт возьми, любовь, ту самую, что вначале, тогда.

   - Паула!

   - Вик, останься, - попросила она. - Иначе никак.

   Потом, много позже, Виктор поймет,  что  нервозность,  почти  истерика, которая владела всеми в тот день, шла исключительно от Косматого. Косматый находился  тогда  в  крайней  степени  возбуждения,  и   возбуждение   это передавалось другим.

   - Паула, - властно и зло сказал Косматый, - пойдешь за них, если он  не останется?

   И она так же властно, с такою же злобой:

   - Пойду.

   Виктор пошатнулся и деревянным шагом пошел к выходу. Взялся за дверь. И услышал сзади жалобный рыдающий голос Паулы:

   - Вик, Вик! Если ты уйдешь... Ну, пожалуйста, Вик!

   Потом он будет со стыдом вспоминать, как бросился к ней, как держал  ее за плечи, как заглядывал ей в глаза (но уже ни  следа  той  любви,  вообще никакого чувства, одна скука), как морщился, как  прижимался  щекой  к  ее волосам, как просил ее уйти с ним, просил, не надеясь, просто потому,  что не мог не просить, и все это на глазах у Косматого, который ходил рядом  и ждал, когда закончится эта бессмысленная горькая сцена.

   Будь хоть намек у нее в глазах, Виктор  остался  бы.  Только  досада  и равнодушие, будто и не было ничего.

   Он замолчал посреди слова, оттолкнул ее с силой, отвернулся, побежал  к выходу.

9 Омар добрался до поселка, когда Виктор с Молодым уже улетели.

   Омар слышал все, о чем  говорил  Косматый  (вокс  прижат  к  уху),  уже никаких сомнений, уже все, и  в  первый  раз  за  долгое-долгое  время  он вынужден был придумывать на ходу, как вести себя и о чем говорить.  Трудно остаться честным, когда ты уже решил что-то сделать и сделаешь  наверняка, независимо от того, прав ты или неправ, - тогда  не  поступок  зависит  от тебя, но ты от поступка, а честность твоя, в конце концов, подогнана будет к поступку и тем самым убита. Омар никогда не признается себе, что  в  тот день случились события стыдные и фальшивые.

   ...На  улицах  бушевала  пыль.  Из  нее  возникали  люди,  пропадали  и появлялись опять, устремлялись за ним,  а  он  вихляющим  пеульским  шагом быстро шел к дому Косматого.  Вокс  молчал.  Косматый  вынырнул  вдруг  из рыжего молока, в которое превратился мир, он стоял, широко расставив ноги, красный от пыли и холода, и скалил зубы в странной улыбке.

   - Ну, вызвал пеулов?

   - Нет.