Время-судья

Она бежала, не оглядываясь, и я тоже, наплевав на светофор, который вспыхнул красным, сигналы водителей и вполне вероятную возможность оказаться под колесами. И тут выяснилось: бегунов трое. Неизвестная в плаще, подозрительно похожая на мою мать, я и Берзинь, который тоже участвовал в забеге с неясной целью. На середине дороги пронесся мимо, успев крикнуть:

– Я ее догоню!

К тому моменту женщина успела юркнуть в подворотню напротив, Берзинь за ней, а мне пришлось притормозить, чтобы пропустить нахала-мотоциклиста, который в противном случае наехал бы мне на ноги.

Когда я оказалась в подворотне, там уже никого не было. Подворотня вывела в проходной двор, где я и обнаружила Берзиня. Он стоял, довольно громко чертыхаясь, держа в руках белый плащ. Заметив меня, нахмурился и заявил с обидой:

– Она буквально выскользнула из рук. Только плащ остался.

– Идиот, – сказала я.

– Это что, благодарность?

– Нет, диагноз.

– Она у тебя что-то украла?

– Кто?

– Эта баба.

– Каким образом? А вот ты отобрал у нее плащ. По-моему, это называется ограблением.

– Какого черта ты за ней побежала? – разозлился он, должно быть, мысль о возможных неприятностях впечатление произвела.

– А ты? – невинно поинтересовалась я.

– Инстинкт сработал. Один бежит, другой догоняет.

– Как бы тебе с твоими инстинктами не оказаться в местах лишения свободы.

– Черт, – пробормотал он и начал оглядываться, выискивая место, куда выбросить плащ.

– Дай сюда, – сказала я.

– Может, все-таки объяснишь, в чем дело? – спросил он.

– У меня тоже инстинкты.

Я пошла со двора, держа плащ в руке.

– Может, кофейку вмажем? – спросил Берзинь, выразительно хлопнув себя по шее ладонью.

– Извини, не пью.

– Бедняжка. С такими привычками в этом мире долго не протянешь. Мороженое? Луну с неба? Ну хоть что-нибудь?

– Сделай одолжение, отвали, – попросила я.

– Ты – чокнутая, – заявил он с обидой. – Только чокнутая откажет такому красавцу.

Красавцем он, с моей точки зрения, не был. Черты лица жестковаты, и эта насмешка в глазах… Но именно такие типы обычно нравятся женщинам. О чем он прекрасно знал, вот и продолжал веселиться, уверенный, что все будет так, как он захочет.

– Куда она сбежала? – спросила я, когда мы оказались возле моей машины.

– Понятия не имею. По мне, так просто растворилась. Если честно, я не ожидал, что она так ловко выскользнет из плаща. Не удержался на ногах. А когда поднялся, ее и след простыл. Тебе так понравился этот плащ или была еще причина бежать за ней?

– Конечно, плащ. Я видела его во сне…

– Ничего, что он на два размера больше? Может, все-таки расскажешь, с какой стати я рисковал свободой и честным именем?

– Тебе лучше знать.

– Ну не хочешь говорить, давай тогда помолчим вместе.

– Помолчим. Но только по отдельности.

Улыбка все еще держалась на его физиономии, но уже кривовато.

– Слушай, а ты, часом, не лесбиянка? Может, я зря трачу на тебя время?

– Может, – кивнула я, садясь в машину.

– Ты о времени или своих сексуальных пристрастиях? – наклоняясь к окну, спросил он.

– В комплексе. Если тебя заметут, не упоминай моего имени, я все равно уйду в глухую отказку.

– Сучка, – сказал он на прощание.

– А ты и вправду красавчик, – подмигнув, ответила я.

И наконец-то тронулась с места, торопясь оказаться как можно дальше. Требовалось подумать и оценить ситуацию. Поэтому, убедившись, что Берзинь не следует за мной, я припарковалась при первой возможности, взяла плащ и стала его разглядывать. В карманах пусто. Но кое-что интересовало меня куда больше карманов. Точно такой же тренч известной фирмы был у мамы. И сейчас я смотрела на едва заметное пятно на подкладке, можно сказать, историческое пятно.

Появилось оно в тот день, когда я узнала, что поступила в университет. Мы гуляли по Москве, папа с мамой держались за руки и были такими молодыми, такими счастливыми… словно это им предстояло учиться в вузе своей мечты, словно это у них вся жизнь впереди.

Лето было прохладным, с утра шел дождь, но к вечеру распогодилось. Мы устроились в уличном кафе, мама сняла плащ и бросила его на спинку стула. Весь день я пребывала в возбужденном состоянии, вертелась, точно меня дергали за веревочки. И в конце концов выплеснула немного вина на подкладку маминого плаща.

– Ой, мамочка, прости! – заголосила я, а она засмеялась.

– Я сохраню этот плащ. И даже в чистку не отдам. Буду в старости смотреть на него и вспоминать, как мы были счастливы.

Теперь, глядя на это пятно, я едва не заревела, так стало тошно. Вне всякого сомнения, на коленях у меня лежал мамин плащ. Выходит, там, на переходе, я видела свою мать? Я не была в этом уверена. Очень похожа – да. Главный аргумент против, «с чего это маме вести себя так по-дурацки?», звучал, само собой, не очень убедительно. Мама исчезла в начале апреля, весна в тот год пришла поздно, в общем, в плаще мама быть не могла. Я не помнила, видела ли его в гардеробной уже после ее исчезновения… Если честно, в гардеробную я ни разу не заглядывала…

Я завела машину и помчалась в родительский дом, радуясь, что отец на работе и ничего объяснять не придется.