— И что, неужели кого-то обнаружила?
— Нет, — покачала головой Крылова, — никого.
— Вот я и говорю, — вздохнул Мясоедов, — как два дурачка там бродили, и все без толку.
— «Дурак» — это слово мужского рода, ко мне отношения не имеет, пора бы вам, товарищ майор, это усвоить. — Виктория приняла гордый вид, словно сидящая на троне императрица. — Я еще просмотрела записи камер на парковке.
— Мы их все просматривали, лица заходившего в подвал человека не видно.
— Это понятно, — небрежно отмахнулась Крылова, — на это я и не надеялась. Я смотрела на машины.
— Так он же пришел и ушел своим ходом, — удивился Жора.
— Господи, Мясоедов, как ты мог стать оперативником? — простонала Виктория. — Ну где хоть искра интеллекта?
— Вот только не надо, — рассердился Мясоедов, — я в нашем выпуске самый искрящий был, чуть не отчислили за яркость.
— Видать, давно это было, постарели вы, товарищ майор. — Крылова ехидно улыбнулась.
— То, что я для тебя старый, это я уже понял, — разозлился Мясоедов, — не надо мне об этом постоянно напоминать. По делу тебе есть что сказать?
Жора в очередной раз пожалел, что в машине нет сигарет. Ему страшно хотелось курить. Еще больше ему хотелось высадить Крылову из машины и умчаться куда-нибудь за город, туда, где нет других машин, нет светофоров, а главное, нет других людей, и нет этой совсем обнаглевшей девицы. Он машинально нажал кнопку стеклоподъемника и опустил стекло, в салон ворвался горячий пыльный воздух. Все так же машинально Жора поднял стекло, а затем вновь опустил.
— Не сердись, — пальцы Виктории коснулись его руки, — Жора!
— Что «Жора»? — Мясоедов резким движением отдернул руку. — Вернемся из командировки, попрошу перевести меня в другую группу. Хватит с меня выкрутасов.
Он замолчал. Его широкая грудь с шумом выталкивала и вновь вбирала в себя воздух. Крыловой захотелось на миг прижаться к этой сильной груди и, затаившись, слушать, как она дышит, как бьется где-то внутри ее такое могучее, такое большое сердце.
— Тебе дальше рассказывать? — сухо спросила она.
— Говори уж, — не поворачивая головы, отозвался Мясоедов, — работа есть работа.
— Так вот, я отсмотрела все машины, которые были на парковке, и нашла одну, из которой никто не выходил.
— В смысле?
— Без смысла. Машина приехала еще до нашего появления, встала на парковке так, что из нее было все видно, и уехала почти сразу после того, как из подвала вынесли мальчика.
— И что это за машина? — заинтересовался Мясоедов.
— Это такси, я сейчас как раз встречалась с водителем в диспетчерской.
— И что, он был один или с пассажиром? Он смог кого-то опознать?
— С пассажиром, но опознать он сам никого не смог бы, сказал, что лица пассажиров вообще не запоминает. Но, на наше счастье, его пару раз грабили прямо в машине.
— Бывает, — кивнул Мясоедов, — когда-то по такому делу работал, давно, правда. По ночам особенно клиенты веселые попадаются.
— Так вот, после того как этого мужичка второй раз ограбили, он вмонтировал в козырек видеорегистратор, который снимает все, что происходит в салоне. Как сам говорит, регистратор, если не знать, заметить невозможно.
— То есть он пассажира этого снял? — уточнил Жора, и без того понимая ответ.
— Снял, — Вика продемонстрировала флешку, — вот запись. Еще я стоп-кадр распечатала, — она торжествующе улыбнулась, — смотри. Узнаешь?
Через двадцать минут «лендкрузер» Мясоедова въехал в тихий двор старого дома еще сталинской постройки, в котором находились предоставленные в распоряжение квартиры.
— А Юрия Дмитриевича ведь нет, — вспомнила Крылова, — его Разумов в гости позвал.
— И что, будем звонить ему или подождем, когда он вернется? — Жора не глушил двигатель и сидел, положив руки на руль.
— Не думаю, что стоит суетиться, до завтра ничего не случится. К тому же и эта запись не является прямой уликой. Приезжал человек на парковку, ну и что такого? Таксист понял, что была договоренность с кем-то о встрече, но никто не пришел. Не так просто будет доказать причастность к похищению.
— Ты права. — Мясоедов задумчиво смотрел сквозь лобовое стекло.
— Права в чем, Жора?
Вика смотрела на профиль сидящего рядом мужчины и думала о том, что ему надо побриться. Да и постричься тоже не помешает.
— Во всем, — коротко ответил Мясоедов, — ты извини, я хочу немного прокатиться, развеяться.
— Жора, ты же не будешь писать заявление о переводе? — осторожно спросила Виктория.
— Давай не сейчас?
Он повернулся к Крыловой. Его небритое лицо было совсем рядом, можно было протянуть руку и коснуться его щетины. Виктория вздохнула и протянула руку. Открыв дверцу, она обернулась. Мясоедов уже отвернулся и вновь уставился куда-то на лобовое стекло. Она вышла из машины и с силой захлопнула дверцу. Автомобиль сорвался с места, оставив после себя только неприятный запах горелой солярки.
— И все же, Игорь Иванович, я хотел бы приехать к вам, — настаивал Реваев, — как это ни покажется вам странным, но мне есть чем вас обрадовать, а возможно, даже удивить. Хорошо, я буду у вас во второй половине дня.
— Вам есть что ему сказать? — засомневался Мясоедов.