Время скорпионов

Ружар обернулся и увидел опирающегося на трость невысокого старика. Поверх темных брюк и безупречно чистой сорочки, застегнутой на все пуговицы, на нем был плотный серый шерстяной жилет. Лицо окаймляла тонкая полоска седой, как и волосы, бороды. За квадратными стеклами очков в металлической оправе светились живые глаза.

— Я Зияд Махлуф.

Они пожали друг другу руки.

— Спасибо, что согласились со мной встретиться.

— Пройдемся немного, вы не против? Сейчас как раз время моей ежедневной прогулки. К тому же таким образом мы сможем понять, насколько сильно вы интересуете наших юных друзей.

Покинув чахлый сад, они дошли до улицы Менильмонтан и направились в сторону улицы Пирене.

— Я хорошо знал отца Мишеля Хаммуда. Я встретился с ним в тот год, когда он покинул родину и обосновался в Ливане. С сыном я виделся лишь несколько раз, когда его родители еще были живы, и вскоре после их смерти, когда он перестал быть «нормальным» банкиром. — Махлуф говорил на хорошем французском языке с легким восточным акцентом. — В конце концов, мы люди одной профессии в одной стране. Поскольку хавала построена на принципах репутации и доверия, нам регулярно приходилось работать вместе. Вначале я часто помогал ему, но обращение в ислам понемногу толкнуло его к не заслуживающим одобрения профессиональным отношениям. И, несмотря на все мое уважение к его семье, очень скоро я перестал вести с ним дела. То, чем он занимается, люди, с которыми он встречается, — это харам,[169] плохо.

— Кто эти плохие люди?

— Те, кого принято называть террористами.

— А они таковыми не являются?

Сириец изобразил улыбку:

— Сами они скорее считают себя борцами за свободу, революционерами, если хотите, или священными воинами. Все зависит от избранной точки зрения. Среди причин, толкающих их к действию, есть более или менее достойные.

— К какой группе они принадлежат? К Аль-Каиде?

— Аль-Каида как группа не существует.

От удивления Ружар даже остановился, и ему пришлось догонять собеседника, продолжающего прогулку.

— Тогда кого же американское правительство преследует вот уже два месяца? Даже гораздо дольше. Бен Ладена?..

— Свои собственные фантомы.

— Да, мне известно, что эта организация родилась по благословению Соединенных Штатов, но сегодня…

— Сегодня Аль-Каида, «основа», превратилась в идеальный образ больше, чем что-либо другое. Это знамя, под которым собираются самые разные фанатики, заявляющие, что действуют во имя угнетенных мусульманских народов. Но они всего лишь лгуны, жулье. — В голосе сирийца послышалась нотка горечи, что еще усиливало впечатление от его слов. — И если подобный идеальный образ может оказывать такое влияние, то частично это происходит по вашей вине, по вине западных людей. Ваши компьютеры, ваши спутники, ваши телевизоры, ваши газеты способствуют его распространению куда больше, чем вооруженные действия, которыми так гордятся те, кто говорит, будто действует во имя этого идеала. — Он закончил едва ли не обличительным тоном.

— Они вам не по сердцу, я не ошибся?

— Простите, надо думать, я несовершенный мурад. — Махлуф рассмеялся.

— Я не…

— Я родился в Халебе,[170] господин Ружар, одном из бастионов суфизма в Сирии. Согласно нашей традиции, мурад — это посвященный, достигший наивысшей степени совершенства. Теоретически душа его абсолютно спокойна, свободна от страстей.

Журналисту потребовалось время, чтобы переварить откровения старика. Теперь он немного лучше понимал его вулканическую агрессивность по отношению к пособникам Аль-Каиды, в основном вдохновляемых ваххабитским видением ислама; ультраортодоксальным, что отличало их от суфитов, с которыми, как и с западным миром, они сражались. Суфизм представлял собой пиетистическое[171] течение, проповедующее отказ от материальных благ.

— И все-таки среди учеников или признанных союзников Усамы Бен-Ладена есть твердое ядро.

— Какое же?

— Салафизм.

— Ах да, салафисты, салафи, салафы, они дают себе много имен. Они принадлежат ко многим течениям, сильно отличающимся одно от другого. Все эти интерпретации довольно удивительны для тех людей, которые заявляют, что довольствуются лишь чтением Корана и сунны первой ступени, вам не кажется? — Сириец насмехался, но его напряжение снова стало ощутимым. — Талафи,[172] я их называю «заблудшие». И сын моего друга Хаммуда заблудился вместе с ними. В последний раз я его видел тут неподалеку, в их компании. Мне очень больно видеть мальчика с ними. Его родители…

— Что с ними стало?

Махлуф молчал, погрузившись в воспоминания.