Время пришло

– А хрен их знает, – пробормотал щекастый, пожимая плечами. – Машина старая, может, поломалась… Точно не останавливаться?

– Точно, – подтвердил Дворковский и закрыл глаза, но внезапно его что-то насторожило; распахнув их, он как-то странно воззрился на водителя. И тот смотрел на него очень странно, хмурился, словно пытался что-то вспомнить. А машина приближалась к развилке, за ней широкая грунтовка убегала к Качалову, а та, что поуже и похуже, – к небольшому дачному поселку, притулившемуся у густого бора.

– Странно, – пробормотал врач, не спуская глаз с водителя. – Когда мы ехали на Гусиное озеро, нас вез другой шофер…

– Прошу прощения, доктор, – в голосе водителя тоже зазвучало сомнение, – Когда мы ехали на Гусиное, я вез вообще-то другого врача.

– Дружище, ты, похоже, перепутал машину…

– Нет уж, извиняйте, доктор, я на этой машине с напарником уже второй месяц езжу… О чем мы тут говорим? У дома Пал Палыча стояла одна машина из первой городской больницы – вот эта самая…

– Одна, – согласился Дворковский. – Слушай, притормози-ка на развилке…

Обстановка в салоне накалялась. Водитель остановился, не доехав до поворота к дачам. Оба повернулись друг к другу, уставились с взаимным недоверием и подозрительностью.

– Может, хватит комедию ломать? – процедил Дворковский.

– Уговорили, доктор… – Дворковский не заметил, как рука оторвалась с баранки, прочертила прямую линию, и задняя часть ладони впечаталась ему под нос. Доктор потерял сознание, отбросив назад голову, и сполз с сиденья.

– Машину я, видите ли, перепутал, ага, разбежался… – беззлобно проворчал Никита Россохин, вытаскивая из защечных мешков силиконовые подушечки – они меняли его внешность радикально! Потряс свежеостриженной головой, поводил онемевшей челюстью. Выпрыгнул из машины, обежал вокруг капота, убедился, что на дороге пусто, и выволок врача из машины. Он оттащил его в густую траву, удостоверился, что удар ювелирен и вреда здоровью не принесет. Бегом вернулся в кабину, а за спиной уже барабанили в стену:

– Эй, чего стоим?

– Едем, едем! – бодро возвестил Никита, включая передачу. – Все в порядке, мужики, тут у доктора живот скрутило…

Не рассказывать же охранникам, как он «обезвредил» полицейский «УАЗ», когда патрульные дружно ринулись за Фаустовым в особняк; как «усыпил» и пристроил за беседкой «аутентичного» водителя «Скорой помощи»… Он резко отжал сцепление и повернул налево – на колдобистую дорогу в объезд дачного поселка, гнал на полной скорости, стараясь уехать как можно дальше, пока охранники не опомнились. Парень успел добраться до леса, съехал в низину, повернул на лесную дорогу, по которой этим летом, похоже, еще никто не ездил, и пропрыгал на ней метров триста. Охранники давно уже поняли, что дела плохи, колотились в стенку, пытались на ходу открыть дверь. Никита остановился – от греха подальше, еще немного, и они бы стали стрелять через перегородку. Выхватил монтировку из-под сиденья (спасибо предшественнику), бросился прочь из кабины. Охранники с суровыми минами уже выпрыгивали из машины, выхватывая увесистые 9-миллиметровые австрийские «Глок-17» с обоймами на 17 патронов (в армии имели дело с такими пистолетами: изготовлены из жаропрочного пластика, ни курка, ни предохранителя, выхватывай и стреляй, а гарантия от случайного выстрела заключается в том, что выстрел не произойдет без полного нажатия спускового крючка «безопасного действия»). С мозгами у парней было плачевно – могли бы из машины изрешетить Никиту. Но раз уж вышли… Он набросился на них, как голодный удав на кроликов! Бил, не давая возможности вскинуть оружие. Монтировка вертелась, как клинок у танцора с саблями. Первый получил по руке, выронил оружие, завыл от ослепительной боли. Второй – в живот, по челюсти и тоже расстался с пистолетом. Последнему удалось выстрелить, но это событие Никита упредил, отпрыгнул, уклоняясь, швырнул монтировку в лоб телохранителю и, не дожидаясь, что «бумеранг» вернется, бросился с голыми руками на тех двоих – они еще шевелились… Он отправлял их в нокаут точно выверенными ударами, закреплял содеянное… Откинулся в изнеможении. Никто не шевелился. У одного сочилась кровь из рассеченной кожи на лбу, набухал здоровенный шишкарь, с остальными он справился бескровно. Никита рассовывал по карманам одинаковые «Глоки», запасные обоймы, обшаривал парней, выуживал у них телефоны, зашвыривал в болотистую чащу.

Парень вскинул голову, когда над ним икнули. Из машины высовывалось посеревшее от страха девичье лицо. Как-то странно, о наличии медсестры он, к своему стыду, забыл. Она увидела безжизненные тела, ойкнула, прижала ладошку к губам.

– Спрыгивайте, – предложил Никита. – Оставляйте телефон и уходите. Прошу прощения, девушка, но минут за пятнадцать вы вернетесь к развилке, а там уж… мир не без добрых людей. Уходите, не доводите до греха.

– Но Пал Палыч… – потрясенно шептала медсестра. – Я не могу уйти, ему нужна помощь, у него сердце…