Время отмщения

Еще находим какие-то окровавленные тряпки. Кого-то здесь задела ответная пуля, а может – и не одна. Но тел, разумеется, нет. Духи всегда аккуратно забирают с собой убитых и раненых, поэтому сказать об их потерях точно ничего нельзя. Обычно при написании донесений мы берем цифры с потолка, руководствуясь лишь фантазией, да собственными прикидками. А уж насколько это все приближено к действительности – кто знает?

Вдалеке проскальзывают вертушки. Они просто летят, а не заходят на цель. Но духи всегда гораздо лучше нас умеют маскироваться во всевозможных расщелинах и старательно намечают пути отхода.

– И куда они направились? – риторически вопрошает Тенсино, вороша черные волосы.

Он – одесский грек из тех, чьи предки переселились в Россию еще при матушке Екатерине, хотя многие почему-то принимали его за итальянца. Языка предков не знает, и о национальности говорит лишь фамилия и, может быть, внешность. В том смысле – судьба никогда не сводила меня с наследниками Эллады, и я ничего не могу сказать, как они выглядят.

Колокольцев вертится вокруг, чуть не роет землю в поисках ответа на вопрос, но ничего сказать не может. Бойцы тоже внимательно присматриваются. Только мы же не в лесу, где примятая травинка может дать какую-нибудь подсказку. На камне ничего толком не увидишь.

Докладываю обстановку в полк. Приказ остается неизменным, нам лишь говорят, чтобы взаимодействовали с вертолетчиками. Мы не против, только ведь взаимодействие происходит от слова «взаимность». А где ж объект нашего воздыхания?

Пойди туда – незнамо куда…

С момента боя прошло всего ничего, может, час, скорее всего даже меньше. Проще всего разбиться на взвода и прочесать все окрестности. Но чем меньше группа, тем она слабее, и вероятность потерь неизбежно растет. Терять же ребят ни за что…

На дороге воспользовались паузой, и несколько бойцов во главе с неутомимым в подобных случаях Кравчуком стали спускаться к рухнувшему Камазу. В военном хозяйстве все пригодится, стоит ли зевать?

– Что там? – интересуюсь через некоторое время по связи.

– Продукты.

Люди извлекают коробки, тянут их вверх к застывшим боевым машинам. Мародерство в чистом виде, но не бросать же добро!

Отдаю приказ, и солдаты карабкаются ко мне на гору. Только им приходится потруднее, чем нам: каждый тащит с собой немалый груз. Свои и наши вещи, тяжелое оружие, боеприпасы… Хорошо хоть, что с нами нет минометчиков, и не надо помогать им перетаскивать мины. Но хорошо – на походе. В бою они отнюдь не лишние.

Куда идти по-прежнему неясно, от нас уходят минимум четыре дороги, точнее – их подобия, этакие слабые намеки на тропки, нормальных дорог здесь быть не может, но выстраиваю роту и объясняю задачу.

Особого энтузиазма в строю нет, но нет и возмущения. Разве что, некоторая растерянность людей, попавших в совершенное, если верить словам, общество, и вдруг обнаруживших, что и здесь идет то же самое, что происходит в отнюдь не самом спокойном и развитом уголке земного шара.

– …Наша задача – обнаружить и уничтожить вторгшуюся сюда банду, – заканчиваю я

– Чего же местные сами не могут разобраться с какой-то бандой, раз они такие шибко умные? – прямо из строя брякает сержант Коновалов из второго взвода.

– Вот потому и не могут. Отвыкли-с, – отвечаю ему.

Мне не совсем по душе нынешняя роль. Противники такие же чужие здесь, как и мы, и много ли они могут натворить вреда? Базы у них по идее быть не может, еще вопрос, понимают ли духи вообще, куда попали? Вот закончится у них продовольствие – и что дальше? Что с ними будет, если на десятки километров вокруг ни одного населенного пункта? Но и отпускать их на четыре стороны нельзя. Потом кто-то может заплатить кровью за нашу оплошность.

В строю слышны смешки.

– Как возведен лагерь, знаете? – спрашиваю я. – Нам такие технологии и не снились. Да и не только такие. Даже факт, что здесь нет ни сел, ни каких-то иных кишлаков говорит о многом. Все же тут сыты. А теперь представьте, что всеми этими секретами будем обладать мы. Разве не лучше станет жизнь у нас на родине? Жилищная проблема, продовольственная, энергетическая… Плохо будет? Так почему бы не помочь и нам, тем более, когда мы знаем, во имя чего?

Я стараюсь убедить не только бойцов, но и себя. Но лица становятся серьезными. Видно, что людей проняло. Дело не в коммунистических идеях, в коммунизм, как мне кажется, давно никто не верит, однако здесь мы получим нечто реальное, способное улучшить жизнь всех без исключения.

Издалека к нам возвращаются вертолеты, и мои последние слова невольно тонут в гуле идущего на посадку «крокодила». Второй остается на патрулировании, прикрывая собрата и нас от возможных неприятностей.

Из кабины выскакивают двое.

– Разойтись! – командую я и направляюсь к вертолетчикам.

– Майор Гартенин! – представляется один и второй эхом добавляет:

– Старший лейтенант Долгушин!

Называю себя в ответ.

– Что-нибудь обнаружили, товарищ майор?

– Ни хрена, – чуточку резко отвечает летчик. – Судя по всему, где-то затаились, гады.