Время - ноль

– И не надо... Месяца два назад приезжала она с каким-то. Соседям говорила, замуж за него выходит. Старше ее на пятнадцать лет, но богатый: дом, машина, дача и зарабатывает много, тыщами. Начальник вроде большой. А может, врут люди, может, ворюга. Их сейчас развелось... Ой, что будет, что будет?! – запричитала она. – На развод не подавал?

– Нет.

– А она?

– Мам, хватит о ней.

– Ну, не буду, не буду... Да, – вспомнила она, – в конце лета, как раз перед Днем шахтера, приходила к нам девчушка. Маленькая такая, со стрижечкой, ножки тоненькие, французские. Еще родимое пятнышко у нее вот тут, – показала она на правую щеку. – Марина, кажется, если память не отшибло. Забывчивая стала. Утром поехала на работу, а тапочки не взяла, всю смену в сапогах проходила – ноги прямо отваливаются... Вот опять! – спохватилась она. – Заговорились – и забыла с чего начала!.. Да, хорошая такая, культурная. Я говорю: «Садись», а она: «Спасибо, я ненадолго, извините, что побеспокоила». Спрашивала, где ты, как найти. Я ей сказала, что и сама не знаю – запропастился, ни слуху ни духу. Что – нельзя было денек урвать, мать проведать? Тут же ехать от Донецка – всего ничего. Хоть бы весточку какую подал, а то чего только не передумала. Хорошо, у сестры бываешь, перескажет, что живой, здоровый... Ну, она попросила записку тебе передать. Все боялась, что прочтет кто. Это, говорит, только ему. Я подтвердила, говорю, мол, чтоб не сомневалась, пусть сама запечатает и палочками почеркает по краю конверта. Не стала черкать. В твоей комнате положила его, потом в стол перепрятала – когда приедешь!.. Ой, что ж я сразу не отдала, может, там важное что! Сейчас принесу.

– Не к спеху.

– Не нравится она тебе?

– Нет.

– Жаль, хорошая бы невестка получилась: симпатичная такая, культурная, не то что эти вертихвостки размалеванные.

– Хватит – наженился.

– Ну, смотри, дело твое...

Потом разговор перешел на сестру с племянниками. Мать, как всегда, хотела знать все до мельчайших подробностей.

– Ну, пришел ты, а они что?.. Ну, а ты что?.. Ну, а они что?

Попробуй запомни, кому и что говорил. Такие расспросы напоминали допросы следователей и выматывали не хуже. Но когда мать спросила, пойдет ли гулять, ответил:

– Дома посижу.

Теперь не скоро увидятся. Где-то там, в Донецке – в другой, казалось, жизни – готовят блок. А может, уже обложила мотопехота с трех сторон, а с четвертой, пока неизвестной стороны, идут десантники – молодые, сильные, тренированные. Встречался с такими. Однажды с третьей заставой вылетела на задание группа из пятнадцати человек, лейтенанты, только командир был майор. Шли сзади – перед арьергардом, и не отставали, правда, нагружены были меньше солдат. Стреляли метко и под пули рвались отчаянно, старший группы даже одергивал шибко резвых. А почему бы не порезвиться? Для них это увлекательная, немного рискованная прогулка – когда еще такая выпадет? Сейчас КГБ помогает милиции, работает по особо опасным, глядишь, доведется встретиться с кем-нибудь из старых знакомых...

В столе нашел запечатанный конверт с надписью четкими, аккуратными буквами «Сергею Гринченко». Бросил конверт в печку, не читая. Прошлое, оказывается, горит ярко, с синеватыми отблесками.

Вечер провел у телевизора. Цвета на экране смазывались, изображение уходило в черно-белое.

– Сдавали в ремонт перед Новым годом, – сказал отчим. – Продержали месяц – праздник без телевизора сидели, – содрали семьдесят два рубля, а он как барахлил, так и дальше барахлит.

Говорил отчим о телевизоре с такой жалостью, будто о родном человеке. Этот ящик с прыгающим, размазывающим экраном заменяет старикам друзей и знакомых. Даже удобнее людей: надоел – выключил, стесняться нечего, не обидится. Надо будет сделать им завтра подарок. Весь вечер мучился, решая, как отдать матери деньги. Ведь не возьмет, скажет, что ему нужнее, а если возьмет, то отложит на черный день. На его черный день. Придет милиция с обыском – выложит все до копеечки, свои еще добавит, чтобы спасти сына. Нет, дарить государству деньги ни к чему, оно и так слишком много ему задолжало.

Мать и отчим недолго смотрели телевизор. Только пробежала по экрану в конце программы «Время» сводка погоды, как оба поникли головами. Мать иногда вскидывалась, жалобно моргала, глядя на расплывчатое изображение, и снова медленно клонила седую голову. Отчим, сложив руки на коленях, гудел носом громче телегероев.

– Мам, ложились бы спать – что вы мучаетесь?

– Нет, я смотрю, – подняв голову, возразила она, а через несколько минут толкнула мужа: – Пойдем, отец, спать. Все равно ерунду показывают.

Отчим кивнул, будто разделял ее мнение о телепередаче, тяжело поднялся.

– Пойдем, не будем Сереже мешать.

Еще год назад прилавки универмага были завалены товарами. Пусть плохими, но их было много. Теперь нет никаких. Размели все: ждут повышения цен, разговоры о котором идут слишком долго, значит, повышать будут круто. Побродил немного под скучающими взглядами продавцов и решительно открыл дверь служебного входа.

– Вы куда? – попыталась остановить продавщица.

– Не твое дело.