После убийства бармена Сергей не выходил из дома без пистолета, который и теперь выпирал твердым бугром под мышкой в кобуре, подаренной Коноваленко. С пистолетом, как Архипов с деньгами, чувствовал себя большим и сильным. Поэтому и расстегнул верхнюю пуговицу пиджака и сунул туда руку. Кончики пальцев коснулись рубчатой теплой рукоятки.
Машина приближалась к посту. Из-за спецназовских спин вышел гаишник и вскинул полосатую палочку. Сергей сунул кисть дальше, обхватил рукоятку пистолета и снял предохранитель. Водитель взглядом гипнотизера впился в дорогу, одновременно еще успевая коситься на милиционера и пассажира. Машина поравнялась с гаишником, тот показал палочкой съехать на обочину, но, оказалось, не им, а грузовику, который тащился следом. Сергей вынул руку из-под пиджака. Нервы надо лечить!
Неподалеку от поста голосовала женщина, махала рукой так, словно пыль из тряпки вытряхивала.
– Возьмем? – частник начал притормаживать.
– Нет.
– Почему? Веселее будет: бабенка молоденькая...
– Едь быстрее!
– Надо бы взять, а то замерзнет. – Водитель все еще сбавлял скорость.
Пожилой мужчина с морщинистым, будто огарок оплывшей свечи, лицом, губы тонкие, верхняя чуть выгнута над клыком – похож на начальника участка на пенсии, которые умеют только покрикивать на шахтеров и «донорством» заниматься – приписывать особо надежным, а в зарплату собирать с них дань. И все ему мало. Что ж, пусть потрясется на всю тройную цену. Сергей сунул руку под пиджак и тихо произнес:
– Едь быстрее.
И частник разогнался почти до ста двадцати километров в час, несмотря на палевую кашу тающего снега на дороге, и заговорил без умолку, точно хотел убедиться, что по болтливости является братом Оксаны.
Сергей вылез из машины метрах в пятистах от дома, возле школы, в которой когда-то учился. Она теперь казалось ниже и не такой величественной. «Жигули» еще несколько минут стояли на месте, частник то ли деньги пересчитывал, то ли никак не мог поверить, что отпускают с Богом.
Вот и родной дом, серый мокрый, похожий на вылинявшее хэбэ, замоченное в луже. Жизнь Сергея можно разделить на несколько этапов, длинных и коротких, напоминающих петли. Все они начинаются из этого дома, уходят в разные стороны, где-то плутают или движутся по намеченной линии, чтоб в конце концов вернуться сюда. Сначала петли вязали соседние дворы и детский садик, потом школу и различные районы города, потом города в своей стране, потом – в чужой. Заграничная петля была самой длинной и изломанной. Если она, как самая длинная, еще и средняя, то, значит, впереди много петель...
Открыл отчим. С трудом узнав Сергея в полумраке подъезда, заправил рубашку в пузырящиеся на коленях спортивные штаны, буркнул:
– Приехал... Ну, заходи.
Он подождал, пока пасынок снимет куртку и разуется, пошаркал на кухню. На столе передвинул заварной чайник и сахарницу – они никому не мешали, – опустился на табуретку.
– На работе мать. И я с ночной вернулся, прилег... – Он протер глаза, сердито посмотрел на Сергея. – Что ж не приезжал так долго? Она измучилась вся, места не находит. Письмо бы хоть прислал, что ли?
– Работа... – оправдывался Сергей.
– Ну, ладно, чего там – дело молодое, понимаю... Есть хочешь? В холодильнике, бери сам. И я заодно перекушу, а то устал сильно, сразу спать завалился.
– На пенсии ведь – зачем работать?
– А-а... – отчим махнул рукой, видно, надоели все этим вопросам. – Покантовался месяц дома, а потом думаю: чего сидеть, смерти дожидаться? Знаешь, как у нас говорят? Человек живет десять лет: семь лет до школы и три года на пенсии. Оно за работой как-то в голову не лезет, что скоро помирать.
– Ну, вы еще долго проживете, – подбодрил Сергей.
– Сколько отмеряно, столько и протяну, – философски заметил отчим. – Ты разогрей, а я пойду побреюсь, умоюсь.
– Может, поспите еще?
– Успею, на длинный выходной вышел.
За поздним обедом, под бутылку водки, зашел разговор о кооперации, ведь сестра сказала матери, что Сергей работает в кооперативе.
– ...Ты там поосторожне. У нас тут один, Прокудин, с восьмого участка, проходчик, – ты его, наверное, не знаешь, – ушел на пенсию, ну и занялся деятельностью... индивидуальной. Что-то он кому-то не заплатил, перестрели его вечером и так избили, что два месяца в больнице валялся. Теперь говорит, плевать ему на деньги, жизнь дороже.
– Нас не трогают, – успокоил Сергей. – Ребята надежные, если что, за себя постоим.
– «Афганцы?»
– Да.
– Ну, смотри, дело твое. Хотя... ну, ладно, – отчим махнул рукой: назад все равно не вернешься, – чего там рассуждать. – Работаешь – и работай. Давай, чтоб у тебя все благополучно было.
Мать, вернувшись с работы, произнесла то же, только другими словами. Она кормила сына ужином, а в глазах был невысказанный вопрос: правда ли, что у тебя все хорошо?
– Ее не встречал? – спросила она и прижала руки к груди, словно защищалась от толчка.
– Нет.