– Кому как, – промолвил старший лейтенант и опять налил в рюмки: себе половину, Сергею полную.
Пусть спаивает: чем сильнее напоит, тем меньше услышит.
– Так ты, значит, пограничник? – спросил Коноваленко, возвращаясь к началу разговора. – А как граница охраняется, знаешь? Ну, там, наряды несутся, какая сигнализация, как ее отключить?
– Конечно. На заставе немного послужил.
– На афганской границе?
– Иранской. В Туркмении.
– А у нас тут – западная граница – так же охраняется?
– Разница небольшая должна быть. Нас ведь после учебки посылали на разные границы, а учили всех одному.
– Смог бы перейти?
– Все можно, было бы желание, – ответил он и присмотрелся к Старшому: собирался когти рвать или думает, что Сергей рванет? Улыбается, значит, проверяет.
– Ну, а где бы ты переходил?
– Как-то не думал... Наверное, там, где служил: знаю все. А можно и в Азербайджане. Там у них сейчас война, под шумок легче. И корешок у меня там есть – Сеймур, служили вместе. Где-то около границы живет, адрес в дембельском альбоме записан. Наверное, по горам с автоматом бегает: любил пострелять.
– Надежный парень? Хотя, что я спрашиваю?! Служили вместе, братья по оружию! – Коноваленко с восхищением, наверное, наигранным, похлопал Сергея по плечу. – Что-то женщин наших не видно. Не ревнуешь?
– Нет, – ответил Сергей. Крутая перемена темы разговора наводила на мысль, что Коноваленко не его проверял, а задумал что-то, но темнит.
– Твою Оксаной зовут?
– Да.
– Симпатичная. И характером получше Жанны – сразу видно. Смотри, чтоб не увели!
– Пока деньги есть, никуда не денется.
– Ну, деньги у нас не переведутся! – глаза старшего лейтенанта прищурились, из-за желтизны стали совсем кошачьими. – Мы свое не упустим!
Такой не упустит. Ни свое, ни чужое. Помнить все время об этом – и можно с ним работать, хоть он и мусор.
Вернулись Оксана и Толик, Коноваленко пересел на свое место.
Оксана выпила вина, поела немного, рассказывая набитым ртом о каком-то типе, который пристал к ней, когда Толик ходил в туалет. Наевшись, опять прицепилась к Сергею:
– Пойдем танцевать.
– Сказал же: не хочу.
– Поговорить надо, – шепнула она и громко произнесла: – Ну, пойдем, мой хороший!
Сергей нехотя поплелся за ней в общий зал. Мужики, как подсолнухи, завертели головами, провожая Оксану взглядами. На площадке перед эстрадой толпилась уйма народу. За столиком, вроде, сидит по полному комплекту – откуда же столько набралось? Создавалось впечатление, будто часть этих плясунов только ради танцев и пришла сюда, и неясно было, куда они деваются в перерывах между танцами. В туалет набиваются?
– Что случилось? Толик приставал? – спросил Сергей, кружась с Оксаной в самой гуще. Музыка звучала слишком громко, приходилось говорить прямо в ухо. В паузы отдельные слова привлекали внимание соседей, это раздражало Сергея. – Чего молчишь?
– Я же тебе сказала, кто ко мне приставал. Я его сама отшила... Ты на юг не хочешь съездить? В Сочи?.. Там сейчас бархатный сезон. Людей мало, а купаться и загорать еще можно.
Так вот зачем Коноваленко ходил танцевать с Жанной! Хитер старший лейтенант. Хочет их спровадить подальше, пока все не утихнет. Или чтоб не мешали ему слинять. Но без знания границы трудно будет это сделать.
– Съездим... Вдвоем?
– Вчетвером. Жанна согласна.
Мнение Виктора не интересует – бедный Спортсмен! И деньгами распоряжается Жанна. Интересно, что было бы, если бы женщинам давали срок вместо мужчин? Как подстрекательницам, ведь ради них идут на преступление. Наверное, стало бы еще хуже: женщины воровали бы для мужчин, а тратили на себя... Что ж, Сочи – так Сочи...
Часть третья
1
В винном баре все было по-старому: тот же бармен опрокидывал горлышки бутылок в стаканы и небрежно швырял сдачу, те же музыканты лениво щипали струны электрогитар и решали, не пора ли сделать перекур, солист так же тряс серьгой и игриво подмигивал то ли девушке, то ли ее кавалеру, те же посетители сидели за теми же столами – все, как три месяца назад. Такое впечатление, что и сегодняшний вечер уже был, и не так давно, может быть, вчера, и снова будет, скорее всего, завтра.
Пашка поздоровался без радостного удивления, словно виделись утром, на работе, и вот опять встретились. Он цедил дешевую кислятину, гонял по рту папиросу и хмуро, исподлобья поглядывал на друга.
– Занят был, Паша... – извиняясь, начал Сергей.
Пашка махнул рукой – не надо, мол, – и произнес тоном старого философа:
– Кто я тебе?
К столику подошла официантка и улыбнулась Сергею, как ветреному любовнику.
– Привет! Забываешь нас!
Сергей не ответил. Действительно ли рада? Или по чаевым соскучилась? Официантка стушевалась, будто прочла его мысли. А ведь она изменилась: обручальное кольцо на безымянном пальце и волосы – «старая химия» – переплетение обесцвеченных и отросших темно-русых – иллюстрация сумбура чувств в ее душе. Поэтому и в глазах стало меньше сволочизма, наверное, теперь обсчитывает пьяных с сознанием, что трудится на семью. Губы ее дрогнули, вот-вот сложит их в горькую улыбку.
– Привет! – опередил Сергей. – Приходить-то незачем, ты ведь замужем.