Время - ноль

– А теперь Тимрук покажет, чему его в школе учили! – балагурил Архипов. – Ну-ка, соединись с пролетарием другой страны, подай ему братскую интернациональную руку!

Подтянувшиеся к ним солдаты весело засмеялись.

Смех раззадорил Витьку, угри словно набрякли на побелевшем лице, сейчас прыснут липким гноем. Кривая ухмылочка – и кулак тренированно врезался в окровавленное лицо.

От удара душман отлетел под ноги десантникам. Несколько сапог и ботинок вскинулось одновременно.

– Парни, живым его надо довести! – упрашивал конвоир. – Посадят ведь!

– Не посадят! – хохотнул Архипов. – Зинатуллов, мать твою, почему пост бросил?! Марш на крышу!

Рашид зыркнул на него черными раскосыми глазами и нехотя отошел от пленного.

– Харэ, парни! – приказал командир взвода. – Завязали, черти! – Он оттолкнул пару особо неугомонных и поторопил конвоиров: – Быстрей забирайте эту падаль!.. Улицей не ведите, там дальше минометчики стоят, им такое развлечение не по заслугам. Возьмите правее, в проулок, и через двор, там дувал порушен... Гринченко, плесни-ка на «душка» водички.

Сергей вылил на голову душмана полведра мутной, желтоватой воды. Расквашенные губы зашевелились, собирая капли, пососали слепленный кровью кончик уса, запавший в рот. Душман с расслабленностью лунатика поднялся с земли и поковылял, прихрамывая на правую ногу, впереди конвоиров. Мокрая штанина прилипла, не телепалась, и казалось, что из-за нее и не гнется нога.

«Долинную» часть кишлака обрабатывали вертолеты. Одни летали низко, чуть ли не цеплялись за крыши, и стреляли реактивными снарядами и из пулеметов, другие сбрасывали бомбы с большой высоты. Темные капли отрывались от брюха вертолета, падали сначала медленно, затем всё быстрее, и врезались в землю на такой скорости, что создавалось впечатление, будто обломки домов подбрасывало и расшвыривало не взрывной волной, а сотрясение земли.

Потом за дело принялась артиллерия. Трудно удивить человека, который объелся мяса и разомлел, загорая на крыше, но залпы «градов» заставили Гринченко и Тимрука привстать. Большие площади покрывались темными шапками разрывов, и с огнем и дымом подлетали вверх обломки стен, бревна, деревья...

– Лихо, да?! – на выдохе, радостно, крикнул Тимрук и, по-мальчишески улыбаясь, проорал страшилку: – «Голые бабы по небу летят – в баню попал реактивный снаряд!»

Артиллерия сменили танки, тех – вертолеты, и так по кругу до вечера. С наступлением темноты в долине запала тишина, неестественная, настораживающая. На крыше собрался весь взвод, готовились к бою. Архипов разложил подле ярко-красной подушки запасные рожки, гранаты, ракетницу и патроны к ней.

– Можешь поспать, – разрешил он Гринченко. – Полезут ближе к полуночи: у них сейчас рамазан, до захода солнца жрать нельзя, а на пустой желудок воевать страшно. И гашиша покурить надо, чтобы смелее стать.

Взводный не ошибся. Без четверти двенадцать душманы произвели залп из гранатометов по позициям второй заставы и поперли на них в полный рост, визжа, как недорезанные свиньи. Действительно, духи. И будто из-под земли появляются, всё больше и больше их.

– Весёлые ребята! Обшмалились – пофиг всё! – торопливо перекладывая запасные рожки, точно они мешали следить за врагом, произнес Архипов.

Оказалось, не пофиг. Дружный залп десантников смел первые ряды, а задние сами попадали от страха. Гринченко сначала стрелял в самую гущу наступающих, потом – на вспышки выстрелов, а когда минометы и станковые гранатометы подняли схоронившихся душманов, бил по одиночным фигуркам, которые, пригибаясь, улепетывали в глубь кишлака.

Десантников поддержали артиллерия и мотопехота. Стреляли долго, пока вновь не запылали пожары по всему кишлаку. И опять наступила настораживающая тишина, изредка нарушаемая автоматными и пулеметными очередями для собственного успокоения да хлопками ракетниц, подвешивающих в черном звездном небе яркие костры, которые, покачиваясь, плавно опускались к земле.

– Всё, здесь больше не ссунутся, – уверенно сказал старший сержант Архипов, не спеша снаряжая патронами опустевшие рожки.

И здесь он был прав. Ни в эту ночь, ни в две следующие душманы не нападали на них. Иногда с налета обстреливали какую-нибудь позицию и быстро откатывались, словно напоминали, что ещё живы, несмотря на то, что артиллерия и вертолеты долбят их с утра до вечера.

Со всех сторон воняло дохлятиной, а когда ветер дул с долины, аппетит отшибало напрочь.

– Привыкнешь, – пообещал Архипов, заметив постничанье Гринченко.

Скорее всего, так и будет: в пророчествах подобного рода взводный маху не давал.

По ночам на запах мертвечины к кишлаку подтягивались шакалы. У них был период свадеб, истеричный хохот и истошные вопли не смолкали до утра. Ночные звуки были неправдоподобно четкие, чеканные, терзали душу. После каждого выстрела откликался сначала один шакал, за ним второй, третий... Складывалось впечатление, что они везде и в несметном количестве.