Время - ноль

– Ты кого пугаешь? Думаешь, заложу? Да ты знаешь, кто такие «афганцы»? Да мы...

– Всякие бывают, – огрызнулся Толик.

– Да ты после этого!.. – обложила его матом Пашка.

– На кого тянешь, сявка? – Толик вскочил со стула.

– Сядьте! – Сергей схватил обоих, не давая им сойтись.

– Пусти! – вырвался Шиша. – Ты как хочешь – твой корешь, а я валю отсюда.

Пашка вдруг обмяк.

– Ты это... не обижайся, по пьянке я, – уныло произнес он.

Толик презрительно щерил зубы.

– За такие слова на зоне знаешь, что делают?

– Знаю... Не обижайся, не буду больше... Лучше налей.

Вышло грамм по семьдесят на брата. Толик выпил одним глотком, сказал:

– Спать пора.

– Посидим еще, – предложил Сергей.

– Вы – как хотите, а я, – он посмотрел на Пашку, – где положишь?

– Пойдем... Ты посиди, Серега, поговорить надо.

Говорить не о чем не хотелось. Самогон так разморил, что вломись в квартиру милиция, Сергей не сопротивлялся бы.

Вернувшись, Пашка сообщил:

– На кровать думал положить его, нет, говорит, на полу буду. Ну и пусть, а мы на кровати с тобой ляжем.

Он повертел стакан, заглянул в него, будто там невесть откуда могла появиться самогонка.

Игра в молчанку надоела Сергею.

– Говори, не менжуйся.

Пашка еще раз заглянул в стакан и, отвернувшись к окну, выпалил:

– Маринка родила вчера. Мальчика.

– Ну? – без эмоций спросил Сергей.

– Что – ну?! – вспыхнул Пашка. – Твой ведь!

– И что дальше? С собой его забрать?

– Не знаю... но все-таки...

– Поздно теперь.

– Почему?

– По кочану! – огрызнулся Сергей. – Ты же сам не хочешь, чтобы я с ней, – так ведь?

Пашка ничего не ответил.

– У тебя-то как с Мариной?

Пашка отчаянно замахал руками перед лицом, будто дым разгонял.

– Нет-нет, ничего у нас с ней не было!

– Я не про то. Как она к тебе относится?

– Жалеет – Пашка понурил голову.

– Ну, ей это и надо. Если хочешь, женись на ней. Или нет желания?

Пашка по-гусиному вертанул головой.

– Как она скажет... Если б не ты...

– Меня уже нет. Так ей и передашь. А еще лучше – вообще не напоминай.

– Все равно не поверит. Она ждет тебя, говорит, что вернешься.

– Ну и дура. – Сергей и сам заглянул в пустой стакан: не помешали бы грамм сто. – А давай сейчас к ней и потолкуем по душам?

– Поехали! – Пашка вскинулся и осел. – Не пустят: ночь и этот... карантин, что ли.

– Ну, письмо ей напишу. Так и так, мол, выходи замуж за моего другана Пашку.

– Письмо, конечно, можно...

Оба молча вертели стаканы и не смотрели друг на друга.

– Ерунда это все, – сказал за обоих Сергей. – Лучше, если ничего знать обо мне не будет. Повспоминает – и забудет.

– Не забудет, она не такая.

– Ну, если напоминать будешь... Значит так, Паша, – решительно сказал Сергей, – хочешь – женись, твоя она.

– Спасибо, Серега! – Пашка сжал его руку у локтя. – Ты мне больше, чем брат, я для тебя...

Слышала бы их Марина! Наверное, надавала бы обоим по морде. Нет, наверное, заревела бы, жалея обоих...

– Подожди, я сейчас, – Сергей сходил в прихожую за деньгами, которые лежали в карманах куртки, кинул на стол две пачки сторублевок. – Это тебе... вам.

– Ты что?

– Считай их алиментами. Или нет – пенсией за... – посмотрел на багровые рубцы на Пашкиной шее. – Только слово дай, что не пропадешь.

– Обижаешь, брат! – с пафосом, показавшимся Сергею театральным, воскликнул Паша. – Я ведь, с тех пор, как она, в общем, завязал, сегодня только, по случаю... На себя ни копейки не потрачу, все ей отдам!

– Ей не давай. Сдаст еще сдуру.

– А может, так лучше будет?

– Не помогут... Ладно, завязали на эту тему. Спрячь их – и забудь, где взял. И вообще, спать пора, завтра день обещает быть тяжелым... Да, еще одно: сына пусть назовет моим именем. А фамилия и отчество – твои. Лады?

Пашка надсадно засопел, точно уперся лбом в стену и хочет продавить ее, произнес еле слышно:

– Да.

В центре витрины фотоателье висело фотография красивой девочки лет тринадцати с огромным белым бантом на голове. Челочка подстрижена, как у Инны, и личико такое же невинное. Значит, вырастет шлюхой. Если уже не выросла и не гудит в кабаке в компании с его женой и дряхлыми, но богатыми кооператорами. С женой так и не развелся, а ей, видать, не хочется платить за развод. Ну и потреплет ей милиция нервы!

Метрах в двадцати левее, у входа в сберкассу, прогуливается мусоренок – младший сержант, бравый милиционерик, розовощекий и красноносый. Поверх серой шинели надет ремень, на котором справа висит коричневая кобура, а слева – «наташка» – полуметровая черная дубинка. Дул холодный ветрюган, но младший сержант, пригибая по-бычьи голову, делал шесть шагов навстречу ветру, разворачивался через левое плечо, делал еще шесть шагов, подхлестываемый шинелью, опять разворачивался. Вышагивает, как собака на цепи, одно слово – легавый. Знал бы он, рядом с кем прогуливается, не так бы забегал. И отбегался бы. На вид милиционер – ровесник Сергея, может быть, несколько лет назад на одну танцплощадку ходили, с одними девчонками целовались, а теперь – враги. Что ж, каждый из них отойти на край общества, каждый – на свой, на тот, что ближе сердцу, а края эти соединить нельзя – короткое замыкание получится.