Время - ноль

– Виктора арестовали. И Жанну. Прямо в ресторане... Ирка, официантка, позвонила говорит...

После первой ее фразы Сергея выкинуло из кресла, и сразу пропал жар в теле. Давно ждал подобного известия. Успокаивал себя, что все будет хорошо, но ядовитый, скрипучий голосок, загнанный в самый дальний угол души, в последнее время все чаще прорывался в успокоительные речи, каркал, что прыгать недолго осталось. И все из-за Спортсмена: халяве его, Жанке, неймется без гулянок, а одну ее не отпускает. Слава Богу, их не утянул. Еще успеет. Навешают в ментовке, подергают вволю за бакенбарды – быстро расколется...

– Деньги давай, – сказал он Оксане.

Сергей достал из тумбочки пистолет в подмышечной кобуре, проверил. Девятый патрон хотел вогнать в ствол, но передумал, зажал между указательным и большим пальцами. Холодный и твердый. Скоро насосется кровки, согреется. Положил его в нагрудный карман джинсовой куртки.

Оксана принесла полиэтиленовый пакет с деньгами, отдала не сразу, точно играла, как с котенком, – попробуй отними. Нашла время дурачиться!

– Сколько здесь?

– Сорок пять... и в тумбочке немного.

Взял по две пачки сторублевок и двадцатипяток, рассовал по карманам, остальные вернул:

– На память обо мне!

Наигранное бахвальство обидело Оксану.

– Забирай все.

– Мне хватит. Нужно будет – достану.

– Дурак ты, Сережа... – печально сказала она и всхлипнула, закрыв лицо руками и будто наложив на него кровоточащий рубец из багряных миндалевидных ногтей.

Сергей взял ее запястья и оторвал ладони от лица. На мокрых щеках четко стали видны веснушки, которых раньше не замечал.

– Я ведь – все. Зачем тебе со мной?.. А расставаться лучше на ссоре: порознь тогда будет легче.

– А я не хочу, чтоб легче! – Оксана схватила его за грудки, как мальчишка в начале драки. – Я хочу с тобой!

– И я. Но...

– Все равно, куда... – Она терлась носом о его грудь. – Я люблю тебя...

– Осяду где-нибудь, позову, – пообещал он, поглаживая ее по голове. От волос сильно пахло сладковатыми восточными духами.

– Правда?

– Да. Я ведь тоже тебя люблю.

Хотел бы, чтобы это была ложь, но... Слишком долго все шло благополучно, слишком привык к ней, даже казалось, что с каждой секундой промедления будет вдвое тяжелее расстаться.

Оксана достала из лифчика сложенный вчетверо листок бумаги, засунула Сергею в карман, левый, поближе к сердцу.

– Тут адрес и телефон моей подруги, ты ее знаешь, – буднично, словно перечисляла, что надо купить в магазине, говорила Оксана. – Как где-нибудь осядешь, подай весточку через нее. Мне не звони: мало ли что... Если вдруг... тебя ведь сюда привезут... я принесу все, я знаю, что надо в тюрьме... Я буду ждать.

– Жди, – согласился он. В правом виске зазнобила кость, как бывало в дождливую погоду.

– Сереж, только позвони или напиши, Сереж...

– Ну все, хватит! – оттолкнул он ее. – Хочешь, чтоб прямо здесь замели?!

Оксана протянула к нему руки и отдернула, как от горячей кастрюли.

– Ударь меня. На счастье, – попросила она.

Но Сергей сунул ей в руку полиэтиленовый пакет с деньгами, оказавшийся каким-то образом у него в руках, и открыл дверь.

Оксана мяла пакет, прижатый к груди, и как-то странно переминалась с ноги на ногу, будто поднималась на цыпочки по очереди на каждой ноге, которые терлись в коленях, и чудилось, что именно от них, а не от пакета, идет потрескивание и повизгивание. Коленки у нее красивые...

Оксана уловила его внезапное желание, прильнула всем телом.

– Ударь меня, ударь...

Он оттолкнул ее с силой, – наверное, больно ударилась о косяк, – и вылетел из квартиры, запрыгал через несколько ступенек по лестнице вниз. Жаль, что и с Оксаной получился выкидыш, точнее, внематочная беременность, которая рано или поздно должна была закончиться хирургическим вмешательством. Интересно, далеко ли «хирурги»?

Два дня назад Сергей помог Толику Шише переехать в новый дом. Больше никого Толик на новоселье не позвал:

– Обустроюсь, тогда и приглашу всех.

Вещей у него было – всего ничего, в одно такси поместилось, а во втором поехали Сергей, жена Толик – невзрачная женщина лет двадцати восьми, располневшая, переставшая особо следить за своей внешностью, – и Ванюша.

Комнаты в новом доме казались огромными, потому что мебели в них не было, лишь в одной стояли две сдвинутые германские кровати, и на кухне – стол и две старые самодельные табуретки с облупившейся темно-зеленой краской.

– Завтра привезут три гарнитура. Все фирменное – заглядишься! И содрал за ни, как с фраера. Ну, деньги – грязь: как пришли, так пусть и уходят.

Ванюша в это время обследовал комнату, вернулся к узлам с одеждой, которые лежали у порога, ухватился за крайний, словно хотел оттащить в угол. Толик взял сына на руки и, и подкидывая к высокому потолку и ловя, произнес:

– Хозяин растет!.. Твой дом!.. Твой!.. Никто не отнимет!

Что Шиша скажет теперь сынишке? Скорее всего, то же самое: дом не должны конфисковать. Барахло, может, и выгребут, а дом оставят – не выкидывать же мать и ребенка на улицу?