Свет не зажигали, хватало отблесков лампочки, горящей над входом в подъезд. Отблески проникали сквозь тюлевые гардины, падали на стену над письменным столом и как бы проявляли висевшие там черно-белые фотографии лидеров тяжелого рока и каратэистов в боевых стойках. Таня забилась в угол диван-кровати, поджала ноги, и Сергею было неудобно обнимать ее, поэтому гладил округлые коленки, обтянутые скользкими колготками. Таня мягко, но настойчиво отводила его руки, а когда попытался поцеловать ее. Уперлась ладонями в его плечи – как говорили в школьные годы, держала на пионерском расстоянии.
– Подожди... Твоих одноклассников всех забрали?
– Почти. Кого в армию, кого в тюрьму. Двое уже должны вернуться, отслужили. И я мог с ними, если бы из-за техникума отсрочки не давали, – объяснил он и снова полез целоваться.
– Ну, не надо, платье помнешь!.. Ты видел, какое платье было на Катьке? Ужас, да?!.. Тебе она нравится?
– Нет.
– И мне. Зачем же ты пригласил ее?
– Она с Мишкой пришла.
– А Мишку зачем? Он, как напьется, ко всем девчонкам без разбора пристает.
Сергей объяснил, почему пригласил Мишку, затем – почему его забирают именно в погранвойска, хотя и сам толком не знал, потом – еще много чего. Таня зевала, раз даже заснула, а проснувшись, вновь завалила вопросами.
За окном посветлело, отблески на стене полиняли. Гости разошлись, и с кухни доносились голоса матери, сестры и соседки, моющих посуду. Ночь прошла без толку, ничего от Тани не получил, поэтому мстил – продолжал клянчить, не давал заснуть.
– Какой ты все-таки настырный, – вдруг произнесла она устало и опустила ноги к полу. – А если войдет кто-нибудь?
Ему, как скулящему щенку кидали подачку, чтобы заткнулся и отстал. Дать бы Таньке по мордяхе и прогнать – расплатиться за унижение, но он увидел, как взметнулся вверх подол платья и закрыл ее голову, затем платье полетело на журнальный столик. Положенный кверху ножками на кресло. Как, обнажая белые ноги, рывком стягивались колготки, которые сухо потрескивали и постреливали голубыми искорками и тоже полетели на столик, зацепились за ножку, свисли к полу, напоминая спущенные шары, – и с опозданием ответил торопливо:
– Не войдут, мама знает.
Таня легла навзничь, отвернула лицо к стене:
– Только осторожно.
– Хорошо, – пообещал он и решил отомстить, хотя понимал, что это всего лишь перестраховка, при всем его желании сегодня Таня не забеременеет. И может, поэтому, а может, из жалости к ней да и к себе, выполнил обещание.
Легче не стало. Подачка – она и есть подачка. И уже мстя себе за ночь унизительного нытья, предложил:
– Выходи за меня замуж.
– Я и так твоя жена, – зевнув, ответила Таня. Вернешься, тогда и распишемся.
– А дождешься?
– Конечно. Укрой меня: спать хочу – сил нет.
От ее вранья не хотелось никого и ничего видеть. И он лежал с закрытыми глазами, ожидая, когда в дверь комнаты осторожно постучит мать и избавит его от Тани и от самого себя.
Областной призывной пункт был обнесен высоким забором из железобетонных плит. Автобус выгрузил призывников во дворе и уехал. Ворота остались открытыми, но около них механической походкой вышагивал солдат. Он, казалось, не замечал призывников, и когда один из них попросился выйти за ворота и взять у родителей авоську с продуктами, ничего не ответил, даже не повернул голову, лишь четче поставил ногу, словно прихлопнув к асфальту чужие слова. Всё – уже не штатские. Складывалось впечатление, что и не люди уже.
Долговязый прапорщик с красным лицом и глазами проверил их по списку и отвел в полутемную казарму, заставленную двухъярусными нарами. Сергей устроился в дальнем темном углу на досках, изрезанных ножами, положил под голову вещмешок и моментально заснул. Несколько раз его будили и выгоняли на плац на перекличку. Стоял с закрытыми глазами, кричал «Я!», когда называли его фамилию и возвращался на нары. В последний раз какой-то сержант всунул ему в руки метлу и приказал гонять пыль по плацу. Сергей прислонил метлу к стене и ушел в казарму, где забрался на верхние нары, чтобы никто не беспокоил.
Проснулся от смеха внизу. Кто-то, матерясь через слово, рассказывал анекдот о тупости прапорщиков. Голос был сиплый, похмельный, из тех, что по утрам часто слышишь в пивном баре. Несколько человек вновь заржали, хотя анекдот был не острее прапорщиков, и к потолку поднялось облачко сигаретного дыма, будто подброшенного смехом, а следом прилетел запах свежего перегара. Для полного сходства с пивнушкой не хватало лишь звона бокалов.
Сергей наклонился, разглядел в полумраке четырех призывников, которые сидели на нижних нарах и курили в ладони. Анекдоты травил круглолицый парень, похожий на клоуна. Н был из Сергеевой команды, и, когда ехали сюда, всю дорогу трепался, причем казалось, что не умеет складывать слова в фразы, поэтому пользуется готовыми – поговорками, присказками, пословицами, анекдотами.
– Время сколько? – спросил у него Сергей.